Шпионские игры
Шрифт:
Я нахмурился. Глянул поверх плеча Шарипова, чтобы рассмотреть кое-что интересное, появившееся в темноте за его спиной.
Вдали, на равнине, что мы пересекали, вдруг зажёгся крохотный огонёк.
— Костер, — прошептал я вполголоса.
— Чего? — удивился Наливкин и обернулся, проследив за моим взглядом.
— И где их искать? — Ахтар устало сел на большой камень.
Торйалай же уставился вдаль, стараясь пробиться взглядом сквозь темноту.
Солнце
— Эти шурави хитрые, — сказал Ахтар, опершись о колени и свесив руки. — Они не оставляют следов. Как их искать?
— Я не знаю, — недовольно выдохнул Торйалай. — Но знаю вот что: с пустыми руками возвращаться нельзя. Иначе Нафтали нас просто убьёт.
— Нафтали убьёт тебя, — разулыбался Ахтар, но улыбка быстро сползла с его губ, когда Торйалай зыркнул на него злым взглядом.
Они объездили почти все окрестности караван-сарая и ущелья, что протянулось за горой. Никаких следов шурави найти не удалось.
Они не знали, куда пошли советские спецназовцы. Не знали, куда им самим следует держать путь. Кроме того, люди Торйалая уже валились с ног от усталости.
Однако выполнять приказ было нужно.
Сейчас Торйалай был готов ухватиться за любой намёк на то, куда могли отправиться шурави.
Чтобы хоть чуть-чуть осмотреть окрестности, они с Ахтаром взобрались на не очень высокий, но пологий горный гребень. С него открывался отличный обзор всей равнины, что расстилалась внизу под ним. Вернее, открывался бы, если бы не ночь.
Торйалай полагал, что шурави пойдут именно через долину. Он знал, что советские солдаты плохо ходят по горам. По крайней мере, гораздо хуже моджахедов. Кроме того, шурави лишний раз не сунутся в горы, остерегаясь засады.
— Пойдём вдоль рек, — предложил Ахтар. — Они конные. Им нужна вода. Да и нам тоже.
— Каких? — обернулся к нему Торйалай. — Да и куда? На восток? Или, может быть, на юг?
Ахтар поджал губы. Недовольно отвернулся.
Несколько минут Торйалай всматривался в темноту. А потом, наконец, кое-что увидел.
— Ахтар, спускаемся, — сказал он возбуждённо и принялся пробираться вниз по склону.
— Что? Ты что-то увидел?
— Свет костров. Там, в долине. Возможно, это они.
Стало холодно. Здесь перед рассветом всегда холодно.
Когда мы добрались до широкого ручья, спускающегося с гор в долину, темноту заменила утренняя серость.
Всё утро мы шли на огонёк. Когда тьма начала рассеиваться, ориентиром нам стало кое-что другое — небольшое овечье стадо, отдыхавшее на берегу ручья.
Ночной костёр был пастушьим. И он оказался не единственным. Пастух разжёг несколько, чтобы обогреть овец.
— Пастух, — констатировал Шарипов, ведя свою лошадь и топая рядом со мной и Наливкиным.
Я, уставший от верховой езды, тоже спешился. Снял я и Булата, чтобы тот выгулялся, и следил за ним, чтобы пёс не отходил слишком уж далеко.
— Пойдём к нему? — спросил особист у Наливкина.
— У местных пастухов часто есть много полезного, — сказал я. — Они знают лечебные травы. Природные антисептики. А без них майор не протянет.
— Выбора нет, — сурово сказал Наливкин. — Искандарову нужна хоть какая-то помощь. Иначе никак.
Пастух заметил нас раньше, чем мы его. Вернее, заметили нас пастухи. Их было двое.
Немолодой мужчина с посохом и в подбитом овечьей шерстью кожушке поднялся от одного из костров и, разгоняя прижавшихся друг к другу на земле овец, пошёл нам навстречу. А потом стал ждать у ручья. Он смотрел на нас внимательно и, казалось, пытался понять ещё издали, чего же ждать от пришедших шурави.
Вторым пастухом оказался невысокий и худощавый парнишка в овчинном жилете и папахе из серой шерсти. Он пришёл с другой стороны, вместе с собаками. Встал рядом со стариком, положил руку на пояс с недлинным ножом в кожаных ножнах.
У ног пастухов неподвижно застыли две крупные пушистые собаки. Это были афганские овчарки. Так и стояли они у ног своих хозяев — чуткие, грозные, готовые кинуться на незнакомцев по первому приказу.
Мы встали в нескольких десятках метров от пристально смотревших на нас пастухов. Я придержал Булата, уставившегося на чужих собак.
Пёс утробно заурчал, навострил уши.
— Тихо, Буля. Не балуй, — сказал я ему строго и пристегнул поводок.
Наливкин, ведя своего коня, вышел вперёд. Крикнул что-то на пушту.
— Можешь не ломать язык, шурави, — беззлобно ответил пастух. — Я немного говорю на русском.
Наливкин с Шариповым переглянулись. Капитан «Каскада» помедлил что-то отвечать. А вот я вышел вперёд:
— Ты работал с шурави? — спросил я.
Пастух тоже не ответил сразу. Однако мальчишка, что был рядом с ним, что-то сказал пожилому пастуху. Тот не ответил и ему.
— С чего ты взял, шурави? — сказал наконец пастух.
Навскидку, старику было за пятьдесят. Хотя сказать точно сложно. В горах люди стареют рано. Тем не менее он держался на удивление живо для его возраста. А главное — я заметил солдатскую выправку, которую после долгих лет службы сложно было скрыть отставному офицеру.
Но это было ещё не всё. На посохе старика, у самого навершия, я заметил розоватую ленту, обвивавшую древко. И сдавалось мне, что когда-то эта лента была красной.