Сигнал бедствия
Шрифт:
Несколько раз «пикап» снова оказывался в снегу. Наваливались на вагу, и Самойлов кричал звонким голосом:
— Гамузом, гамузом!
Через час добрались до конторы лесного хозяйства. Оттуда Ваулин с бойцами направился на лесной участок.
В провожатые им дали девушку. Она была в высоких сапогах, в ватнике, пригнанном к ее стройной фигуре, в ушанке, из-под которой выбивались светло-русые волосы.
— Как вас зовут? — спросил Ваулин.
— Для краткости зовите Нонной. Еще много
— Не очень… Однако шапка у вас богатая, Нонна. Коричневый каракуль. Дорогая вещь!
— Для лесоруба слишком модно?
— Ну, не у всех же лесорубов…
— Представьте себе — у многих. Меховая фабрика для нас постаралась. Все, что у них было, мобилизовано для нас. Некоторым девчатам даже соболь на шапку достался. Лесоруб в соболях! Будто в Сибири лет двести назад.
— А что вы делаете? На какой операции?
— Теперь я инструктор.
— Санинструктор, конечно?
— Ну разумеется!.. Сколько раз я это слышала! У всех одно и то же. — Девушка засмеялась. — Я инструктор по работе лучковой пилой.
— Мало похожи вы, Нонна, на лесоруба. Вот и имя такое, непохожее… Что вы делали раньше?
— Лаборанткой была.
— А теперь на лучковой пиле?! — Самойлов, шедший сзади, широко усмехнулся.
Нонна обернулась к нему:
— У нас найдете кого угодно. Слесаря и счетовода, арматурщика, кондитера. Вон там путиловцы работают, а рядом обувщики. Текстильщицы есть. Работать начали обыкновенными пилами, а теперь лучковые. Если уж работать, то по-настоящему. Надо хоть немного отогреть Ленинград. Сколько холодных печурок в городе!.. — Лицо ее вдруг стало печальным. — Возле одной из них умерла мама… Я поехала сюда — подруги позвали. Поработала, присмотрелась, теперь других учу, как лучковой пилой управляться.
— Трудно? — помолчав, спросил Ваулин.
— Работа, что и говорить, тяжелая, непривычная. И все-таки здесь люди окрепли. Кормят лучше, чем в городе, и воздух чистый. Гораздо бодрее стали люди. А вы бы видели, какими они приезжали…
— У вас все молодежь?
— Молодежи много. Но есть и постарше.
— А почему в конторских списках возраст не указан? Я смотрел записи — небрежно они составлены.
— У них там порядочная путаница.
— Но вы-то знаете тех, кто постарше?
— Все через мои руки проходят.
Разговаривая, они быстро шли по извилистой утоптанной тропинке, задевая низкие елки. Близко перекликались женские голоса. Шурша обмороженными ветвями, падало подрубленное высокое дерево.
— Тут табачницы работают, — сказала девушка. — Дельная бригада. Хотите посмотреть их?
— Нет, пока нельзя. Торопимся…
— Пожалуйста. Только не понимаю, куда вы меня гоните? — Девушка пожала плечами. — Идем, идем, как скороходы,
Стук топоров, звонкий в морозном воздухе, стал затихать. Доносились далекие артиллерийские раскаты.
— На обед расходятся, — сказала девушка.
— Стрельбы не боятся?
— До нас снаряды не долетают. А девчата уже научились по звуку различать, когда легкие орудия стреляют, когда тяжелые.
Лесорубы собирались группами возле костров. Постукивали котелки, пахло горячим мясным супом.
— На вашем участке есть такие люди? — Ваулин назвал несколько фамилий.
— Да, они работают здесь. Совсем недавно пришли.
— Молодые?
— Не все. Трое будут постарше, лет тридцати пяти и больше. Я их свела в одну бригаду с такими же. А то с молодежью им неудобно работать — не те силы.
— Ведите меня в эту бригаду.
— Повернем. Вот к той землянке.
Люди, сидевшие за обедом, удивленно посмотрели на Ваулина, когда он вошел в землянку. Все они были средних лет. Вид у них был гораздо более бодрый, чем у людей на улицах Ленинграда.
— Работать к нам, товарищ командир? — шутливо спросил один из них.
— Не совсем, — в тон ему ответил Ваулин.
Он сразу почувствовал, что человека, которого ищет, здесь нет.
— Привет, старая гвардия! — поздоровалась Нонна.
— Привет, товарищ инструктор. Садитесь с нами. Ложка с вами?
Нонна торжественно объявила Ваулину:
— Перед вами и часовщик, и водопроводчик, и даже музыкант из оперного театра.
— Валторнист-концертмейстер, — представился приземистый человек в черном ватнике.
— Таким образом, полное культурно-бытовое обслуживание. Да, еще монтер есть…
— Монтера-то как раз и нет, — перебили ее.
— Как — нет? А где же Раукснис?
— Как его зовут? — быстро переспросил Ваулин.
— Раукснис.
Это имя было вписано в одну из трех регистрационных карточек — последних, которые отложил Ваулин.
— Так где же Раукснис? — поинтересовалась Нонна. — Он мне нужен.
— Пошел в медпункт.
— Странно, я была в медпункте и не видела его там.
— Разминулись, должно быть.
— На лыжах пошел? — вдруг спросил Ваулин.
— Да, на лыжах. Он привез с собой лыжи.
Ваулин был спокоен… Он ничем не выдал своего волнения. Итак, догадки сходились! Но и у последней черты, за которой, казалось, уже не оставалось ничего сомнительного, Ваулин не позволял сказать себе: «Да, это он, это тот, кто приходил к Снесареву! Он, и никто другой».
Сейчас не имело смысла расспрашивать, была ли у этого Рауксниса подчеркнутая, механическая чистота русской речи. Все должно было выясниться через несколько минут.