Синеволосая ондео
Шрифт:
Кимат снял шляпу и перевернул её, рассматривая, потом снова надел на голову. Аяна с Ригретой рассмеялись, и он тоже улыбнулся, глядя на них.
– Хорошенький, – сказала Ригрета, глядя на него. – Уж на что я не люблю мелких детей, но твой хорошенький.
– Ригрета, мне надо покормить его чем-то. У нас же скоро выступление?
– Скоро. Иди. Хочешь, я пока тут останусь и продолжу? Мне очень нравится, что у нас выходит.
– Я была бы благодарна тебе. Мне ещё предстоит заняться платьем.
– А что ты хочешь с ним сделать?
– Потом
Чуть позже, когда он поел, и Аяна сидела, держа его на коленях и жуя свой сыр, к ним подошёл Харвилл.
– Аяна, я дам тебе текст пьесы про капойо кирьи Лаис. Прочитай его внимательно, и после отъезда мы начнём репетиции. Ты всё это время сидела в фургоне и шила?
– Да. Я очень хочу закончить мужской костюм.
– Тебе идёт новое платье, – сказал Харвилл, оглядывая её новый красный наряд.
– Спасибо. Харвилл, а с чем выступаем сегодня на площади?
– О, сегодня мы ставим сценку про молодого кира, который съездил в город, и теперь пытается установить тамошние порядки в своём эйноте. Эйнот... земельный надел, – сказал Харвилл, предваряя вопрос Аяны. – Тут земля поделена между кирио.Почти у всех кирио есть земельный надел, большой дом вне столицы. Деревни или даже городок, за счёт которого они кормятся. Даже у тех семей, чей доход идёт в основном с торговли. Это дополнительный доход и подстраховка на случай неудачи в делах.
– Ясно. А я?
– Ты можешь показать трюки Ташты и сыграть на кемандже.
– Добрый день, – сказал вдруг кто-то за их спинами.
Аяна повернулась. Перед ней стоял незнакомый мужчина, который глядел на неё серьёзно и внимательно.
– Кира, я по поводу твоей лошади.
Аяна вскочила, напугав Кимата, и дёрнулась к двери.
– Нет-нет. С лошадью всё хорошо, насколько я понял, – остановил её мужчина, подняв ладонь. – Я хотел спросить тебя, кира, насколько серьёзны твои намерения в отношении людей, которые хотели украсть лошадь.
Аяна села и встревоженно посмотрела на Харвилла, а он едва заметно покачал головой. Она не поняла, что он имеет в виду, и хотела спросить, но он вдруг сам посмотрел на мужчину.
– Мы бы не хотели давать ход этому делу, – сказал Харвилл. – Но, понимаете, такие обстоятельства...
Он замялся, как бы задумавшись.
– О, конечно, – сказал мужчина. – Конечно, вас понимаю. В таком случае, вот.
Он положил на стол перед ними шесть серебряных монет. Аяна вытаращила глаза.
– Примите это так же, как мои искренние извинения, – сказал он, придвигая монеты к Харвиллу. – Этот вопрос теперь исчерпан, я надеюсь? Прошу прощения. До свидания.
Мужчина встал и ушёл, а Аяна с недоумением смотрела на Харвилла.
– Это тебе, – сказал он, собирая монеты и с ссыпая ей в ладонь. – Не смотри на меня так. Мне тут кое-что рассказали... В общем, это лучший вариант.
– Лучший вариант чего? – непонимающе спросила Аяна.
– Потом расскажу, – шепнул Харвилл, косясь в сторону. – Наделал шуму тут твой Ташта.
Аяна проследила
– Это в общак не ссыпай, – сказал Харвилл, показывая на её ладонь. – Завтра ты не участвуешь в пьесе, будешь только петь в конце. Если хочешь, можешь не выступать сегодня вообще, раз тебе столько перепало.
– Я приду с кемандже, – помотала головой Аяна. – Да что случилось-то?
– Потом, потом.
Харвилл ушёл, оставив Аяну мучиться в догадках. Она дожевала свой сыр, вернулась в фургон и сидела там, пока Ригрета не сказала ей, что пора собираться.
У неё возникла идея. Раз Ташта наделал столько шуму, покусав конокрадов, то, значит, на него придёт посмотреть народ.
– Ну что, сокровище моё, – сказала она, привязывая Кимата в керио. – Посмотрим, как оно пойдёт?
Площадь действительно была полна народа. Аяна не ожидала, что придёт столько зрителей. Все громко разговаривали и смеялись ещё до начала представления, и, когда Кадиар вышел и начал наигрывать на мендере, в толпе начались танцы.
– Так праздник начала нового года скоро, – ответил Айол на её удивлённый взгляд.– Вот они уже и празднуют.
Он показал характерный жест, которым посетители трактира просили налить вина или пива, оттопырив большой палец и мизинец, и она понимающе кивнула.
– То-то я смотрю, им уже весело.
– То ли ещё будет завтра, – хмыкнул Айол. – Хорошо, что мы будем выступать в большом доме. Тут завтра будет бедлам и танцы, выпивка и всеобщие гуляния.
Он вышел на помост и спел несколько «шутеек», а затем началось представление.
Харвилл стоял посреди сцены в тесном камзоле и указывал крестьянам, как нужно себя вести, чтобы не уступать городским жителям в роскоши и лоске. Он приказывал крестьянам кланяться скоту, потому что у того родословная получше, чем у многих кирио, и величать кур по фамилии, а потом сказал, что коров надо обучить двигаться парами, как в бальном зале, потому что его глаз не радует беспорядочное движение стада.
Крестьяне, которых играл Айол и Кадиар, недоуменно чесали затылки и спрашивали его, как им лучше чистить свинарник от навоза, чтобы соответствовать самым высоким столичным требованиям, и толпа смеялась. В конце Ригрета, игравшая жену глупого кира, плюнула и назвала его главным бараном в их деревне, и зрители смеялись ещё громче.
Аяна боялась, что Ташта после ночного происшествия будет волноваться, но он спокойно выполнил все команды, вызвав у собравшихся возгласы восхищения.
– Это же тот лютый конь, которого кормят человеческим мясом, – крикнул кто-то из толпы. – Она заклинательница коней! Её слушается кийин!
Сначала ондео, теперь ещё и заклинательница коней. Аяна фыркнула. Да. Так, глядишь, до Ордалла доедет не Аяна, а нечто подобное той странной лошади, нарисованной на фургоне, у которой рыбий хвост, витой рог во лбу и человеческие глаза. Она вспомнила, что собирается ещё и переодеться в мужской наряд, и рассмеялась.