Синеволосая ондео
Шрифт:
Она глянула на Чамэ, закатила глаза и положила ногу на ногу.
– Не смотри так на меня, Чамэ. Мы не какие-то городские кирьи, которые об этих вещах и подумать боятся. Катьонте одного дома рассказывала, что их юная кирья, когда у неё начался лунный цикл, чуть не обезумела, думая, что она умирает, раз у неё пошла кровь. Я из деревни, и отец разводил овец и лошадей. Почему я должна смущаться? Это естественная потребность мужчины. И она очень, очень сильная. Кому, как не мне, это знать? Иначе они бы и не платили такие суммы за невест.
– Я и не говорю, что ты должна смущаться. Но тут Аяна, а она не такая развращённая, как ты.
– Аяна
– Это не означает, что она развращённая. Некоторые не теряют скромности и в браке. Они сдержанны и знают, где границы приличий.
Аяна на миг вспомнила, как Конда стонал «Стамэ, стамэ», когда она однажды уж слишком увлеклась, и у неё защипало лицо.
– Я не кирья, – пожала она плечами. – Я тоже из деревни. Как можно не знать об этом всём? У нас об этом ещё и рассказывают в учебном дворе. Парням и девушкам. Ну, не прямо всё... Так, некоторые основные вещи. И наши мужчины не пугаются, когда видят, что у жены начались женские дни. Это как-то... ну... естественно, что ли.
– Это можно увидеть, только когда живёшь и спишь вместе, – сказала Чамэ. – Если же ты из кирио, и муж посылает за тобой, то ты можешь просто сказать, что день неподходящий. Ему необязательно знать подробности. Он же не гватре... не лекарь. Кирио не разводят лошадей. Некоторые вообще только через несколько лет брака узнают... подробности всего этого. В каком-то смысле это правильно.
– Я не вполне согласна с тобой, но речь о другом. В любом случае, когда юная кирья слишком близко, мужчина вряд ли сможет остановиться, – сказала Ригрета. – Нужно обладать просто невероятнейшей силой воли и очень сильно дорожить своей и её честью, чтобы, будучи годами лишённым женского внимания, быть способным устоять перед ней. Перед юной, невинной красоткой. Любой знак внимания с её стороны может быть расценен как поощрение, потому что кирью обычно воспитывают очень, очень скромной. С ней не говорят на эти темы, чтобы не развратить. Харвилл же говорил тебе... Ей нужно преодолевать себя, чтобы просто посмотреть в лицо мужчине, и мужчина об этом прекрасно знает.
Ригрета изобразила невинное лицо. У неё вышло настолько хорошо, что Аяна оторопела.
– Ничего себе, – сказала она. – Как ты это делаешь?
– Тебя изобразила.
Аяна покачала головой.
– У меня не такое лицо.
– Такое. У тебя иногда такое лицо, что тебя хочется развратить прямо не сходя с места, особенно когда ты не задираешь свои лютые брови.
– Ригрета, прекрати, – прошипела Чамэ. – Ты переходишь все границы!
– ...Сказала та, что вчера сама целовала эти сладкие маленькие губки, – парировала Ригрета. – Или ты не знаешь, почему эта пьеса имеет такой успех? Конечно же, знаешь, и всё равно играешь, потому что тебе нужны деньги для твоего сына, зачатого по такой же похоти, в которой ты упрекаешь меня и других. Или ты будешь отрицать это?
Чамэ зажмурилась и выдохнула.
– Ригрета, ты забываешься! Это тебя не касается!
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Аяна. – Ригрета, о чём ты? Почему пьеса имеет успех?
– Две девушки целуют друг друга, Аяна. Харвилл придумал изумительный ход. Чамэ изображает парня, который изображает девушку, и ваш поцелуй – на грани греха, но всё же не грех. Понимаешь? На тонкой, тонкой грани. Он настолько дерзкий, насколько это возможно, но при этом не нарушает морали.
– Морали? Поцелуй двух девушек нарушает мораль?
– А ты не знала?
Анкэ
– Нет.
– Я имею в виду не дружеские поцелуи, – сказала Ригрета, придвигаясь к краю кровати, ближе к Аяне. – Я имею в виду, что девушке вообще не нравятся мужчины. Ни один. Это нарушает все нормы морали, понимаешь? Хуже только, когда мужчине... нравятся только юноши. В общем, такое порицается обществом. Но некоторых это особенно будоражит.
– Ригрета. Остановись, – сказала Анкэ. – Прошу тебя.
– Анкэ, сама остановись. Единственный ребёнок тут он, – показала она на Кимата. – И он спит, а даже если бы не спал, ничего бы не понял в силу возраста. Вообще, людей будоражит всё, связанное с этими вопросами. Всё, что пытаются замолчать или скрыть, притягательнее того, что доступно. Никто не обсуждает эти темы открыто, даже после свадьбы, и в итоге из-за этого ореола таинственности они только больше занимают мысли людей. Особенно кирио, которые должны с самых юных лет выбирать – репутация или потакание низменным, неправильным позывам тела.
– Это неправильно? – изумилась Аяна. – Ты считаешь, что это неправильно?
– А по ней похоже, что она считает это неправильным? – подняла брови Анкэ.
– Ты, должно быть, шутишь. Более того, я не считаю, – сказала Ригрета, – что взаимная страсть двух людей любого пола может быть неправильной. Чамэ осуждает меня за это.
– Потому что это противоестественно, – сморщилась Чамэ. – у человека много разных порывов, и это не значит, что им всем нужно потакать. Человек растёт в борьбе со своими слабостями.
– Как может быть противоестественно то, с чем человек родился на свет? И разве можно выбрать, кого ты будешь любить? Аяна, ты тоже осуждаешь меня?
– Нет. Я понимаю, о чём ты говоришь, – пожала плечами Аяна, и Анкэ внимательно поглядела на неё. – Моя тётя, Сола... Ладно, неважно. Я не осуждаю никого. Это меня не касается.
Она помолчала, задумавшись.
– Получается, что бы я ни делала, это могут принять за поощрение.
– Нужно вести себя очень осторожно и скромно. Кирья и кира не должны задумываться о таких вещах. Чем они непорочнее, тем меньше вероятность, что на ветви твоего родового древа повиснут чужие плоды. Девушек запугивают, чтобы они не думали обо всём этом, стыдят их, порицают при них такое поведение. Они вступают в брак неподготовленными, не зная ничего. Они боятся мужей. Они боятся и стыдятся не только того, что нужно мужу, но даже того, чего желает их собственное тело. Поэтому они с удовольствием как можно скорее сбегают на женскую половину, и потом время от времени терпят то, за что муж заплатил их родителям. И если тебя угораздило родится кирьей, ты должна стоять, опустив глаза, и помалкивать. Этого ждут от кирьи и потом от киры. Этим девушки платят за сытую жизнь.
– Я не могу это слушать, – сказала Чамэ. – Ригрета, всё, что ты говоришь – очень дерзко. Я пойду умоюсь.
– Мне всё это только на руку, Чамэ. Мужчины загораются, как разлитое масло от поднесённой лучины, когда видят, что мне всё это интересно не меньше, чем им. А некоторые даже пугаются, представь!
Чамэ резко и раздразжённо махнула рукой, закрывая за собой дверь, и Ригрета повернулась к Анкэ.
– Тебе это тоже кажется дерзким?
Анкэ пожала плечами.
– Я считаю, что ты чересчур развращённая для своего возраста, – сказала она, застёгивая платье и направляясь за Чамэ.