Скалаки

Ирасек Алоис

В Вене действительно подумывали об отмене крепостного права. Жалобы и просьбы крестьян звучали у самого трона, и не услышать их было нельзя. Нельзя было дольше закрывать глаза на народное бедствие. В прошлом году к государыне явилась депутация из Находа, весной 1773 года — множество крестьянских депутаций со всех концов королевства. Они жаловались и просили о помощи. Беспристрастные и справедливые свидетели подтверждали их слова. На совете, созванном при дворце, Мария Терезия стояла за ослабление барщинного бремени, а ее сын Иосиф — за полное его уничтожение. Но тут возникло серьезное препятствие в лице дворянства. Дворянство — воплощение привилегий. Отмена или ограничение барщины уничтожало их привилегии,

а это означало гибель основы существования дворянства, и поэтому оно упорно сопротивлялось.

Вот почему князь Пикколомини остался в Вене, он должен был защищать свои интересы.

Решение вопроса затягивалось. Приближалась осень. В это время как раз был уничтожен бич всего человечества, особенно простого народа —орден иезуитов, сильнейший союзник дворянства. Иезуиты были уже изгнаны из пражских гимназий, где несколько залов было отведено под канцелярию. Оттуда-то и должны были разнестись вести, отрадные для народа. Работавшая в этой канцелярии комиссия должна была изменить и улучшить отношения между крепостными и помещиками. Иезуитов выгнали, но дворянство осталось. Оно было спаяно, единодушно и собралось, чтобы решить, как отстоять свои интересы. Была избрана депутация, составлен меморандум. В числе депутатов был и молодой князь Пикколомини.

Простые, безвестные люди в бедных зипунах защищали права народа. Их противники, чьи предки занимали придворные и земские должности, владели большими состояниями и носили громкие имена. Исход борьбы было нетрудно предугадать.

Паны утверждали, что отбывание барщины крепостными является частью дворянского достояния, которое они унаследовали от своих отцов вместе с землей или приобрели сами—состояние приобретено ими законным способом и записано в земских книгах. А ее величество при короновании присягала на сохранение всех привилегий и льгот дворянству, которые были даны ему и подтверждены чешскими королями. Дворяне доказывали, что нововведения принесли бы государству больше вреда, чем пользы. «Крестьянин станет свободным,—говорили они,—он не будет много работать, у него останется свободное время для безделья. А господа от этого много потеряют. За крепостными надо смотреть, наказывать их, а если они будут свободны от повинностей, это только испортит их». Так отстаивали дворяне свои интересы.

Слух об этом вскоре дошел и до отдаленного Находского края. От деревни к деревне летела радостная весть о том, что с людей будет снято огромное бремя. Народ боялся этому верить, но многие твердо надеялись на близость лучших времен. Только наиболее рассудительные покачивали головами, говоря:

— Еще ничего не известно!

Императрица и королева чешская Мария Терезия настаивала, чтобы дворяне согласились на изменение отношений между помещиками и крепостными. Привилегированные сословия, которых мало заботили интересы государства и которые обычно заискивали перед двором, теперь, защищая свои интересы, составили оппозицию.

— Потомки наши будут проклинать нас, если мы так легко позволим уничтожить права, унаследованные от дедов,—кричала оппозиция.

Среди самых решительных поборников прав своего сословия был и молодой князь Пикколомини.

Иржик на время прекратил свою деятельность. Нелегко было поднять народ, отупевший от долгого рабства. Люди утратили отвагу и веру в себя. Теперь перед ними, подобно блуждающему огоньку, мелькнула надежда. Они бежали за ней, ждали ее, надеялись на помощь «сверху». Многие из крестьян уже осмеливались поднимать голову и возражать в присутствии панских служащих, а те мстили им, незаконно увеличивая барщину. Ненависть народа против панских холопов усиливалась.

Прошла осень, на исходе была уже и зима.

— Вот весной! Весной! Тогда и будет!

— Все уже закончено. Императрица вступилась за нас!

— Дело выиграно! Барщине конец!

Так

говорил народ. Но Иржик, не надеясь ни на что и не веря господам, молчал. Он думал о том, что будет дальше: «Надежды народа не оправдаются, это вызовет всеобщее возмущение, тогда-то и настанет удобный момент».

Иржик теперь чаще бывал «На скале», помогал в работе. Иногда он задерживался и в Мартеновской усадьбе. На молодых супругов — Еника и Франтину — Иржик мог вполне положиться.

Вскоре в Находскии замок пришло известие, что князь приедет в конце апреля. Все было решено. Снег сошел, настала долгожданная весна.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

УКАЗ

Начались полевые работы. Снова, как и прежде, приказчики распределяли среди крестьян барщинные повинности: батраки без упряжки должны были отработать тринадцать дней в году, остальные крестьяне —в зависимости от размера вносимой ими контрибуции: кто платил 53 крейцера — двадцать шесть дней, до 2 золотых — один день в неделю без упряжки, до 7 золотых — два дня в неделю, свыше 9 золотых — три дня без упряжки, до 14 золотых —три дня с одной упряжкой, до 28 золотых —три дня с двумя упряжками и еще от дня святого Яна до дня святого Вацлава один человек без упряжки, до 42 золотых —три дня с тремя упряжками и еще в назначенное время еженедельно три дня один человек без упряжки. Кто платил свыше 42 золотых, тот посылал на панскую работу три дня в неделю четыре упряжки и от дня святого Яна до дня святого Вацлава на три дня в неделю еще одного человека.

Весной 1774 года, когда люди ждали, что вот-вот они будут совсем избавлены от барщины, на их плечи снова легло это бремя. Многие поэтому мешкали и прибегали к различным отговоркам; в наказание за это их сажали в тюрьмы, а вскоре появился и документ, вызвавший всеобщее возмущение. Это был указ, опубликованный 21 апреля. В замке с радостью приветствовали указ, согласно которому, вплоть до окончательного решения, все повинности должны были выполняться по-старому. Показывая его старостам, служащие обращали их внимание на слова «согласно существующему порядку» и приказывали обнародовать этот указ по всем деревням. Указ вывесили в канцелярии замка для того, чтобы все могли воочию в нем убедиться. Да, там так и было написано: «Согласно существующему порядку». Все оставалось по-прежнему. Народ был крайне разочарован. Крестьяне повесили головы и горестно завздыхали. Кое-кто сжимал кулаки, и только очень немногие сохраняли надежду и указывали на слова «до окончательного решения».

— Разве вы не понимаете, что нас дурачат? Помазали медом, чтобы не так горько было. Мало, что ли, вы еще господ знаете!

— Ходит слух, что императрица хотела помочь, но придворные все испортили.

— Говорят, что наш Пикколомини больше всего противился отмене барщины.

— Вот почему он не приехал к нам в прошлом году.

— Жаль, что Скалак тогда не прикончил его.

— Разве князь понимает, что значит быть крепостным?

— Скотиной нас считает!

Народ волновался не только в Находской округе, но и в соседних дело обстояло не лучше. Узнав об указе, Балтазар Уждян стукнул кулаком по столу, не желая даже верить сообщению. В этот момент на дороге раздался конский топот. Взглянув в окно, Уждян сквозь листву увидел промелькнувшего всадника, который рысью скакал по дороге.

— Кто это? —спросил Балтазар входившую Лидушку и увидел, что она покраснела.

— Да это плговский эконом,—ответила девушка, вытирая фартуком свой круглый подбородок.

— Он, что же, говорил с тобой?

— Увидел, что я несу воду, остановился и подозвал. Я и не рада была. А он взял жбан, начал пить и при этом так посмотрел на меня, что у меня мороз по коже пошел. А потом спросил, чья я, где работаю, засмеялся и сказал: «Спасибо, паненка!»—и ущипнул меня за подбородок костлявыми пальцами. Брр!