Скарабей
Шрифт:
Кинокарьера Сани Жукова, несмотря на удачное начало, вдруг резко прервалась. После «Кибальчиша» он мелькнул ещё несколько раз на экране и сгинул во время перестройки. Про Жука, как водится, ходили слухи. Говорили, что Кибальчиш не выдержал демократии. Его перестали снимать, выгнали из семьи. Он озлобился, пустился во все тяжкие. Сошёлся с бандитами, загремел на большой срок в тюрьму и в итоге… стал криминальным авторитетом. Марципан не придавал значения этим россказням. Мало ли что болтают на Мосфильме?! Он привык, что студийное «болото» постоянно бурлит и квакает. Но, что греха таить, молва о незадавшейся
На шестом десятке лет, Марципан стал почти неузнаваем. В другое время, ему, наверное, было бы лестно узнать, что кто-то из зрителей его не забыл, любит по-прежнему. Но сейчас, когда надо было спешно избавиться от трупа…
Заслышав прокуренные голоса русалок, дежуривших во дворе студийного дома, Марципан впал в панику. Комаровский застыл, с ковром наперевес. Оба открыли рты и выглядели смешно и глупо, как школьники, застигнутые в момент шалости.
Воспользовавшись их замешательством, русалки бойко подскочили к мужчинам и стали атаковать их, особенно Марципана. Ему даже показалось, что, произнося какие-то слова, эти «земноводные» подпрыгивают и пытаются зубами оторвать от него кусочек. Хищницы сыпали фальшивыми похвалами, гипнотизировали его взглядами выпуклых рыбьих глаз и улыбались, открывая острые зубы, потемневшие от тухлой воды…
– Что вам надо?! – слёзно возопил Марципан. – Я спешу! Отстаньте, пожалуйста! Не прикасайтесь ко мне! Это неинтеллигентно, наконец!
– Автограф! – щурясь от удовольствия, наперебой тараторили русалки. – Только автограф!.. И ещё руку пожать!.. И поцеловать в щёчку!.. И фотку на память!..
Марципан хотел возразить, но не успел. Одна из русалок чмокнула его в щёку натренированными губами, а вторая запечатлела момент поцелуя на поляроиде. Толстяк побагровел от такой наглости и раздулся, как шар. Он был страшен в гневе, как все флегматики. Русалок это ничуть не смутило. Они продолжали щериться на застигнутую врасплох звезду. Комаровского это забавляло. Марципан поморщился, дважды сплюнул, затопал ногами и закричал, что есть силы:
– Во-о-он!!! Во-о-он отсюда! Убирайтесь немедленно! А не то я дворника!.. Я ментов, я омон сейчас вызову!..
Русалки стали пятиться задом, продолжая посылать мужчинам улыбки и воздушные поцелуи, и вскоре исчезли за углом одного из корпусов. А Марципан всё никак не мог успокоиться. Он тяжело дышал и хватал ртом воздух.
– Сергеич, а, Сергеич, – Комаровский, левой рукой придерживая ковёр, левую, положил Марципану на плечо, а сам давился от смеха. – Как они тебя, а? Оскоромился, брат? Не переживай! И на старуху бывает проруха!
– Что ты ржёшь?!– сердито пропыхтел Марципан. – Что во мне смешного?! Уголовник!
Нечаянно вырвавшееся у Марципана слово «уголовник» привело Комаровского в чувство. Помрачнев с лица, режиссёр прерывисто вздохнул и сказал:
– Ладно, Сергеич, не заводись. Ехать пора. Открывай багажник, а то плечо онемело…
Марципан от обиды надулся и замолчал. Трясущимися руками он поднял крышку багажника. Комаровский не очень почтительно
Пристёгиваясь ремнём безопасности, Марципан продолжал пыхтеть на русалок, этих «низких, беспардонных тварей, в которых нет ничего человеческого». Он достал носовой платок, поплевал на него и вытер щёку, испачканную лиловой губной помадой.
Комаровский сорвал головы парик и широким жестом выбросил за окошко.
– С ума сошёл? – рассердился Марципан. – Вещественными доказательствами мусорить?
– Да, ладно! – отмахнулся Комаровский.
– Что, ладно?! – Марципан стал вытаскивать из машины своё скрипучее «кожаное» тело. Он хотел подобрать парик, но его опередила выросшая, словно из-под земли, русалка. Она двумя руками схватила парик и прижала к лицу. Марципан всердцах плюнул, забрался обратно в машину и громко захлопнул дверцу.
– Трогай! – скомандовал он режиссёру, словно барин кучеру. Комаровский стал выруливать со двора.
– Сергеич, а ты, почему сам-то машину не купишь? – спросил он. – Я же помню, ты водил когда-то?..
– Почему-почему. По кочану! Не для меня эта радость, понял?! – Марципан сердито оглянулся и увидел в заднее стекло, как русалки подобострастно машут париком вслед звёздной машине. – Чудовища! Ведьмы! Фетишистски! – проворчал толстяк.
Они выехали на Мосфильмовскую улицу. Комаровский правую руку положил на руль, левой, достал пачку «Явы», закурил и, покосившись на Марципана, сказал:
– Брось, Сергеич. Я же понимаю. Кто не любит славы? Про «яркую заплату на жалком рубище певца» – это, так, красивые слова. А вот, когда можешь парковаться, где вздумается, когда тебе на рынке трусы, носки или дыньку бесплатно дают, это уже что-то. Причём, дают просто так, ни за что. За одну твою рожу. За то, что ты в каком-то лохматом году засветился в каком-то паршивом фильме…
– Хватит, – буркнул Марципан. – Гляди на дорогу. Не хватало в кого-нибудь врезаться. Тогда уж точно отправимся по этапу.
– Так уж сразу и «по этапу»? – усомнился Комаровский.
– А что ты думаешь? Как говорится, от сумы да от Колымы зарока нет!
– Да-а, хоть в лепёшку расшибись, а вся слава в кино достаётся актёрам!.. – вернулся к любимой теме Комаровский. Коньяк разбудил в нём цицерона.
Они, как и договаривались, ехали не в центр, к Киевскому вокзалу, а от центра, к кольцевой дороге, то есть, к ближайшей свалке. Эту свалку они нашли ещё вчера, изучая карту Подмосковья. Она находилась в трёх километрах от МКАД, на юг.
Глава четвёртая
– Режиссёров, что на слуху, по пальцем пересчитать можно, – не унимался Комаровский, косясь на Марципана. – Операторов, художников, никто знать не знает. Ассистенты, администраторы, монтажницы – это так, шелупонь студийная, хоть и думают, что они тоже люди, потому что без них «кина не будет»…
Марципан мог бы возразить. Он сам побывал и охранником, и такелажником в Цехе подготовки съёмок и… кем он только на Мосфильме не работал. Но сейчас не время было разводить дискуссии, благоразумнее промолчать. Комаровский был как всегда многословен: