Скажи ее имя
Шрифт:
Не-е-ет, hija[11], сказала мать с пресыщенным вздохом, у них тут очень запутанная система заказов. Чтобы в ней разобраться, нужен блестящий английский и ум гения. Пока я поняла, как тут все устроено, мне начало казаться, что ты вот-вот вернешься, и уже ничего не хотелось.
Ох, ма, не преувеличивай…
Не преувеличивай? Ты считаешь нормальным, что ради какой-то чашки кофе клиенту приходится терпеть все это?! Сначала нужно подойти к прилавку, чтобы сделать заказ, — как свидетель преступления Хуанита ткнула пальцем в сторону прилавка, и сделала паузу, будто еще раз прокручивая в голове всю эту ужасную унизительную сцену, — затем они записывают твой заказ на один из маленьких листочков, на котором тебе еще нужно написать свое имя, потом ты возвращаешься на место, и когда все готово, появляется официантка, несущая на подносе заказ, и с листочком в руке выкрикивает твое имя, пока ты не подашь ей знак. Остается надеяться, что в этот момент она посмотрит на тебя, заметит,
Аура так хохотала, что ей пришлось крепко зажмурить глаза. Ох, ма, прохрипела она.
Нет, нет, нет, hija. Зачем мне говорить им свое имя, если мне нужна всего только чашка кофе. Может, они еще попросят показать паспорт с визой?
Никто не мог рассмешить Ауру так, как ее мать. С тех пор каждый раз, когда мы оказывались в Венгерской кондитерской, она вспоминала эту материнскую тираду.
Мать демонстративно не спрашивала, как прошло собеседование. Они решили пойти выпить в бар «Вест-Энд», еще одно культовое студенческое место. Чтобы выйти к Бродвею, им предстояло пройти через весь кампус. Стояла поздняя осень, темнело. Аура провела мать сквозь кованые ворота университета и вывела на середину четырехугольника, обрамленного величественными зданиями библиотеки. Это была площадь, похожая на Сокало, только более мрачная; студенты сновали туда-сюда по жухлой траве и тротуарам, входили и выходили из корпусов, в окнах которых отражался закатный свет.
Разве здесь не прекрасно? — спросила Аура, останавливаясь и обводя руками пейзаж вокруг. Здесь я буду учиться в следующем году.
Они продолжили путь, будто мать не слышала ее слов. Но, когда они достигли противоположного конца площади, щеки матери были мокрыми от слез. Хуанита обняла Ауру и сказала, что очень гордится ею и знает, сколько она трудилась, чтобы этого добиться. По крайней мере в тот вечер в их битве за Нью-Йорк установилось перемирие. В баре «Вест-Энд» они пили и праздновали новый крутой поворот в саге их совместной жизни — брошенная без гроша в кармане мать, без работы, профессии и перспектив, бежавшая из Сан-Хосе-Такуая с четырехлетней дочерью на чужом «фольксвагене-жуке», чтобы начать новую жизнь в Мехико. А теперь эта дочь собиралась писать диссертацию, получив полную стипендию в одном из самых прославленных университетов мира.
С тех пор как ей исполнилось четыре, Аура видела своего биологического отца всего дважды. Когда они впервые встретились в ресторане в Гуанахуато, ей был двадцать один год. После череды телефонных разговоров, затеянных Аурой и державшихся в строжайшем секрете от Хуаниты, она доехала на автобусе от Мехико до Гуанахуато, а он приехал из Сан-Хосе-Такуая, где всегда и жил, но теперь с новой семьей. Когда отец вошел в ресторан в темно-синем костюме и бежевой рубашке, Аура, в одиночестве ожидавшая за столиком, сразу его узнала. В ее воспоминаниях он, конечно же, был моложе; поседевшие волосы были короче, чем раньше. Он заметил, что его узнали, и его угольно-черные глаза расширились, как будто от испуга. Он двинулся к ней с вытянутыми вперед длинным руками и нежной пылкой улыбкой, которую она никогда не смогла бы забыть и которую с удивлением обнаруживала на собственных фотографиях. Она поднялась навстречу отцу. Аура унаследовала его отвисшие уши и длинный покатый нос (хоть и в более красивой женственной версии). Следующее, что бросилось ей в глаза, — это желтоватая подсохшая грязь на одной из его штанин. На улице не было дождя. Тогда почему штанина перепачкана? Она слышала от своей тети Вики, что у него плохо с деньгами, но костюм казался очень приличным. Она побоялась смутить его вопросом про грязь, а он об этом молчал. В последующие годы во всех недописанных ею рассказах о встрече с отцом обязательно фигурирует загадочная грязная штанина. Можно подумать, что она пыталась метафорически связать тайну грязной штанины и тайну ее отца и своего прошлого, но так и не смогла придумать, как это внятно выразить в рассказе. Грязь, решила она, должно быть, имеет отношение к клубничным плантациям Сан-Хосе-Такуая: обработка покрытых грязью клубничных полей, раскинувшихся за городом, была здесь одним из основных источников заработка для бедного люда. В своих рассказах Аура безуспешно пыталась связать между собой вымазанную грязью штанину, клубничные плантации, а затем связать это все с первой за семнадцать лет встречей отца с дочерью и все еще нераскрытой тайной их столь долгой разлуки. Когда-то он часто приходил домой в забрызганных, попахивающих навозом ботинках, которые приходилось снимать и оставлять за дверью. Но те времена, когда она была его обожаемой маленькой девочкой, а он — начинающим политиком от ИРП[12], проводящим кампании и председательствующим на многих церемониях: праздниках сбора урожая, заключении новых трудовых договоров, безвозвратно прошли, и отец давно не имел к клубничным плантациям никакого отношения.
Есть ли какая-то связь между не к месту перепачканной штаниной и человеком, так никогда внятно и не объяснившим причину расставания с женой и четырехлетней дочерью?
Возможно, молодые писатели вроде Ауры, наряду с читателями, а также некоторыми более опытными авторами — теми, кто не научился распознавать тупиковые ходы, даже уперевшись в них лбом, — порой преувеличивают способность вымысла обнаруживать скрытые истины. Но если две вещи в чем-то очевидно схожи — грязная штанина и отказ от жены и ребенка определенным образом характеризуют одного и того же человека, — то должна ли между ними существовать менее очевидная связь, более глубокая, разоблачительная или как минимум метафорическая? Аура была убеждена, что связь есть, и копала длинные глубокие туннели в поисках правды, не находя того, что искала. Однако это не означало, что ее поиски были обречены.
Или, может, иногда нам просто нужно, чтобы кто-то рассказал, что же случилось на самом деле.
В памятном альбоме, который она вела в первом классе, среди рисунков и страниц из словарей-раскрасок было вклеено это письмо к отцу:
Hector
Те ато pap'a по se porque se separaron.
Pero de todas formas te sigo
queriendo сото cuando est'abamos
juntos.
?
Oye t'u me sigues queriendo
сото antes? espero que s'i porque
Yo hasta te adoro adi'os pap'a te
amo con todo mi
[13]
.
Аура говорила, что у нее не осталось четких воспоминаний о разрыве родителей. Все детство и в более поздние годы, вероятно вплоть до своих последних дней — кое-что из сказанного Аурой незадолго до смерти заставляет меня думать, что это правда, — Аура регулярно расспрашивала мать об обстоятельствах их расставания с отцом. Хуанита не могла предположить, что любовь Ауры к отцу, вернее, ее одержимость им продлится так долго. Быстрое повторное замужество и появление другого отца взамен утраченного не только не излечили Ауру, но, скорее, даже возымели обратный эффект. Что же это была за любовь четырехлетней девочки к отцу, что все оставшееся детство, последовавшую юность и даже в двадцать пять лет продолжала сидеть в ее сердце, как застрявший в камне меч.
Примерно за две недели до смерти, в Мексике, Аура вернулась с затянувшегося обеда с матерью и сказала, что ей начинает казаться, будто «важные события» ее прошлой жизни произошли совсем не так, как ей всегда думалось или как ей рассказывали. Поднявшись по крутой лестнице к нашему спальному логову, она обнаружила меня вальяжно растянувшимся на постели, вместо того чтобы работать или читать лежавшую рядом книгу, и прежде чем она заговорила, я, с надеждой глядя на нее и подражая ее манере речи — словно у маленького, желающего повеселиться ребенка, — спросил: может, займемся любовью? Но она определенно была совсем не в том настроении.
Она сказала то, что сказала — про «важные события», ее голос прозвучал резко и раздраженно, и в ожидании продолжения я ответил: и?.. Но она просто забрала свои книги и бумаги с маленького пластикового столика, за которым работала, если хотела уединиться наверху, и спустилась с ними вниз. Что же такого рассказала мать про «важные события», чего Аура не знала раньше? Теперь легко найти себе оправдание, что Аура в тот момент не хотела ничего обсуждать, что я был уверен, что она все расскажет позже, когда будет готова. Но, возможно, я решил не настаивать из лени и незаинтересованности: честно говоря, я устал от выходок ее матери. Мне хотелось потрахаться, а не говорить снова о Хуаните! А еще я знал, как сильно Аура пеклась о матери. Если новая версия событий бросала тень на Хуаниту — теперь я представляю себе, как в пьяном угаре у нее вырывается спутанное признание, и как она тут же берет слова обратно, и, о чем бы ни шла речь, разговор теряет всякий смысл, — вряд ли Аура рассказала бы мне обо всем, по крайней мере точно не сразу. Не уверен, рассказала бы она мне вообще о чем-либо или нет. У Ауры и Хуаниты были свои секреты.
7
В грязи, на погибших клубничных всходах, продолжающих тянуть корни под слоем земли и удобрений, женщины, раздвинув и держа ее белые ноги, хором подбадривали: «Тужься, сеньора Primera Dama, тужься!» Сеньора Primera Dama, которая в соответствии с этим кратким изложением фактов, о которых я тоже, невзирая на скептицизм и насмешки не верящих в существование подобной пренатальной памяти, сохранила неизгладимые воспоминания, всплывающие в снах, к несчастью с завидным постоянством перерастающих в кошмары… Но вернемся к клубнике и истории моего рождения.