Сказка в дом стучится
Шрифт:
Я ткнулась ему в лоб — да, да, ему что в лоб, что по лбу: упрямый осел!
— А, может, ты сам не знаешь, зачем я тебе понадобилась? — прошептала я до ужаса хрипло, проклиная ветер, перец и близость мужского тела.
— Знаю. Чтобы ночью холодно не было, — терся он лбом о мой лоб. Оба они, кажется, были мокрыми. — Под пуховым одеялом спать жарко, под пледом — холодно, а до резиновой грелки я еще не дорос. Ну, я надеюсь… Согласна?
— Что ты еще не совсем старик?
Он усмехнулся и теперь соединил вместе наши носы.
— Быть моей
— Господин назначил меня любимой грелкой! — проговорила я громко, точно в рупор. И снова тихо: — Валера, отпусти меня.
— Скажи «да».
— Валера…
— Скажи «я подумаю»…
— Валера, хватит!
— Значит, да?
— Я подумаю… Отпустишь на таких условиях?
— А поцелуешь?
— Если тебе ночью нужна грелка, то уж точно не стоит целоваться на ветру. Тогда и коньяк не поможет…
— Вот зараза! Я и с тобой так и не научусь разговаривать. Стану молчать даже больше обычного.
— Ох, лучше б ты уже молчал…
— Пятнадцать лет молчал. Сколько ж можно?
— Вот можно без макаронных изделий сегодня? Мы пиццу ели. Мучное вообще на ночь вредно.
— Ты мне действительно всегда нравилась, баба Яга. Можешь тетю Лену спросить, говорил ли я ей, что лучше на тебе женюсь, чем на Наташке. На что мне резонно ответили, что и спать тогда надо было не с Наташей. И мать оказалась права…
Он улыбался, а мне стало совсем не до улыбок.
— Ты что, жениться не хотел?
Он мотнул головой. Утвердительно!
— Мне не нужно было советоваться с родителями. Надо было заплатить Наташе и отправить ее к мамочке.
— Отправлять девушку на аборт — это низость.
— Лучше сделать одну низость, чем череду глупостей.
— А предохраняться тебя папа не научил?
— А вас мамы не учили не спать с пьяными мужиками, нет? Знаешь, сваливать всю ответственность на нас нечестно. В этом процессе всегда двое участвуют, кроме случаев, оговоренных в уголовном кодексе. Она могла таблетку в тот же день принять, а не врать, что у нее месячные на носу. Я дурак, я ж не отрицаю. Но ведь мы все уверены, что нас пронесет. Потрахаем согласную девку и выкинем, а потом женимся на хорошей девочке, с которой захочется детей. От Наташи мне не хотелось ребенка, а теперь у меня аж двое Наташиных детей. А виноват коньяк, это еще доктор Булгаков сказал. Мы с Тишкой научены горьким опытом и больше не пьем. Ну, почти… Еще что-то хочешь обо мне узнать? Или на сегодня довольно откровений?
Я думала он поставит меня на землю — нет, только подкинул, чтобы взять поудобнее. У него руки затекли — а у меня все, и мозги вытекли… Из носа соплями. Я шмыгнула.
— Мне в куртке-то холодно, а ты вообще в пиджаке…
— Так я ж с грелкой. Мне тепло.
— Знаешь, тебя, похоже, родить родили, а воспитать забыли. Вот и с Никитой повторяется та же история… Отпусти меня!
Теперь я настойчивее попыталась вырваться, но снова ничерта не получилось.
— С одним условием: что ты пойдёшь рядом и не попытаешься сбежать.
— Куда я сбегу с пляжа?
— Так поделись со мной своей логикой, своим воспитанием и… — Терёхин выдержал паузу и окончательно перешёл на шёпот: — Своим теплом. Это самое главное.
Он снова терся об меня носом, на этот раз даже коснулся его кончиком моих губ. Наверное, решил, что таким дурацким образом откроет мне рот для ответа.
— Две недели я рядом, а там посмотрим…
— Выкрутилась!
И действительно позволил мне выскользнуть из кольца своих рук. Я пошатнулась, как если бы после палубы корабля ступила на сушу. Да вот беда, песок не был твёрдым и заодно лишил твердости и мой шаг. И волю. Куда она делась? Почему я не могу сказать рыжему женишку твёрдое «нет»?
Глава 37 "В фургоне бродячих артистов"
В машине снова пришлось выкручиваться — Терёхин спутал меня с рулём и крутил в разные стороны, или я сама вертела башкой, чтобы спастись от поцелуев. Потом выкрикнула гордое:
— Хватит!
И замерла. Точнее замерли оба. Все, кроме времени. Секунды растворялись в вечности, грозя лишить нас живительного сна.
— Я хочу спать! И не с тобой, а с подушкой!
Спать уже не очень хотелось, но перспектива провести остаток ночи в машине за поцелуями казалось мне непростительно дерзкой, обоим нам не по возрасту.
— Детское время закончилось!
Пришлось зажать Валере рот ладонью, чтобы не вздумал затыкать меня. Но он ловко отвел мою руку, еще и удержал за запястье, показывая, кто в машине полновластный хозяин.
— Началось взрослое… — пробормотал с небольшой хрипотцой.
Простыл или все же строит из себя злостного соблазнителя?
— Оно у тебя во сколько начинается? Будильник в семь звенит или в шесть? — старалась я сохранить последние проблески разума, которые светились в глазах: у него…
От меня зеркало было слишком далеко. А вот он снова близко, нос к носу, губы к губам, но я вновь уперлась ему в грудь.
— Валера, хватит! Уж полночь близится, а Валерия Витальевича дома нет…
— Да кому я там нужен!
— Знаешь, ты и тут не особо нужен! У меня есть одеяло в коробке, лоскутное, сказочное. Я сейчас в него завернусь и лягу спать.
— Я тоже могу не появляться на даче до половины восьмого. Дождемся, когда Марьяна с Никитой отвалят и пойдем спокойно завтракать…
Его рука нагло заскользила по шее к вырезу свитера — пришлось бить. Не театрально, а довольно чувствительно, чтобы у него пропала всякая чувственность.
— Валера, я не собираюсь с тобой спать! Тем более в машине!
— Можно пойти в гостиницу, здесь их много…
Я буравила его взглядом — или он меня, а я просто защищалась остекленевшим взглядом, точно щитом. Но разве он спасет от рук? Тех, что нахально пробрались под свитер и искали теперь подступы к голому животу, который успело свести, точно при коликах.