Сказки мрачных краёв
Шрифт:
– Заткнись, сука! – зверел отец, – только о себе вечно думаешь! Я вон тоже год уже в одних носках хожу и ничего! Не помер!
– Да ты бы хоть иногда их стирал, уёбок несчастный! И я тебе не сука!
После такого короткого, но энергичного разговора следовало обычно обоюдное нанесение телесных повреждений лёгкой и средней тяжести. И так было каждые выходные.
В школе нашего среднего мальчика учили любить родину и ещё немножечко всему остальному. Средне так учили. Потому что считалось, что лучше и не надо. Средних мальчиков много: всех хорошо учить – жирно получится.
Как-то весной, слякотным утречком, средний мальчик шёл в свою среднюю школу. Учиться ему совсем не хотелось. Под ногами хлюпала грязь, а он мечтал о летних каникулах.
– Эй, мальчик! Постой, что скажу!
Ребёнок посмотрел по сторонам: кто это его зовёт? И увидел: на старом бетонном заборе сидело Мясо.
По виду Мясо было не особенно свежим. Да и попахивало от него… Но в целом выглядело оно безобидным. Даже дружелюбным. Мальчик редко видел вокруг себя дружелюбие. Поэтому он остановился поболтать с Мясом.
– Привет, Мясо! – сказал мальчик. – Ты чего здесь делаешь?
– Да вот, сижу… – ответило Мясо. – А ты, я вижу, в школу собрался?
– Ну да, в школу, – вздохнул мальчик, – а куда ж ещё мне идти?
– Ну, есть много замечательных мест, куда ты мог бы пойти вместо школы – многозначительно прищурилось Мясо.
– Это что же за места?
– Ну, например, комбинат по переработке малолетних идиотов в доброкачественные продукты питания.
– А там интересно?
– Просто ужас как.
– А эт где?
– В-о-он в том маленьком сарайчике, за пустырём…
– А как же школа? Мне неприятностей не хочется.
– А я за тебя пойду. Мне не трудно. Ну, если хочешь, конечно… Никто ведь и не заметит, что ты это не ты.
– А как ты пойдёшь, у тебя же ног нет…
– Не боись друг, чё-нибудь придумаю.
Мясо, хлопая рёбрами, выдвинуло из себя два обглоданных мосла и ловко спрыгнуло на них с забора. Взяв у мальчика ранец с учебниками и тетрадками, Мясо заковыляло к школе. А мальчик вприпрыжку поскакал к сарайчику, указанному Мясом.
С этого дня мальчика никто не видел. Зато в окрестных магазинах появились дешёвые котлеты «Школьный завтрак» и колбаса «Детская». Все их ели и нахваливали.
Мясо было право. Подмены никто не заметил. Ни в школе, ни дома. Так оно окончило среднюю школу, а затем средний институт и среднюю аспирантуру. А потом Мясо совсем протухло, и его с почестями выбросили на помойку. На помойке Мясо написало мемуар: «Как Мясо обмануло маленького мальчика». Под жужжание говёных мух оно читало свои воспоминания вслух голодным опарышам.
А что же маленький сарайчик за пустырём? Оказалось, что его арендовал злобный незаконный таджик. Он изготовлял колбасу и полуфабрикаты из тухлого мяса и сдавал их в магазины. Мясо тогда было молодо и не хотело умирать. Оно договорилось с таджиком, что если он отпустит Мясо, Мясо пришлёт более свежую замену. Так Мясо спаслось само и сгубило несмышлёного мальчика. А теперь Мясо исгнило
1 апреля 2008.
КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
Мистицизм без поэзии – суеверие,
а поэзия без мистицизма – проза.
(Лев Толстой, «Воскресение»).
Он умер не сразу. Минут десять эта туша дёргалась со слюнявыми хрипами, пытаясь выбраться из гроба. Круглые белые глаза пялились в потолок, скрюченные обессиленные лапы тянули кол, пронзивший раздутое брюхо. Вонючая кровавая пена стекала с синих губ – растрёпанная борода напиталась ею, моментально превратившись из седой в непотребно тёмную. Когда упырь наконец сдох, я вырезал его сердце. Это маленькое, как ссохшаяся груша, сердце вместило целые бездны злобы и ненависти… Я забрал его с собой.
Хлипкие ступени надрывно скрипели, когда я поднимался из подвала на свет божий. Словно причитали по тому, кто до сего дня таился здесь. Сегодня ещё одним обидчиком рода людского стало меньше. Да смилуется небо над твоей чёрной душой, богомерзкий граф Лев Николаевич…
Началось всё девять лет назад – когда я трудился экскурсоводом в Ясной Поляне. Работал я по преимуществу со школьными группами – мелкими сопливыми экскурсантами, под надзором педагогов совершающими паломничества по «святым местам». Не могу сказать, что такая работа мне нравилась. Меня тошнило от неё. Но для выпускника провинциального педвуза, коим являюсь я, это место было козырным. Хотя бы потому, что позволило удрать из убогого сталелитейного городка на Южном Урале, где я имел несчастье родиться.
Именно в Ясной Поляне всё это и произошло. Начало положило исчезновение двух ребят-семикласников из Нижнего Новгорода. Помню, это было удивительно жаркое лето. «Если подростки со своей или с чужой помощью дали дубаря где-нибудь тут, их скоро найдут. По запаху», – лениво думал я, потягивая «Жигулёвское» в местном буфете. Милиция на предмет пропавших пацанов меня уже допрашивала – я не смог сообщить сыскарям ничего интересного. Пропали оболтусы уже после моей экскурсии. Их хватились на автобусной стоянке, когда пересчитывали. Тогда их так и не нашли – ни живыми, ни мёртвыми.
Примерно через неделю после этого инцидента у меня произошёл странный разговор с местным старожилом – Николаем Взбарабошиным. Николай занимался тем, что продавал туристам вырезанные из липы ложки и сплетённые из коры лапти. Как он уверял, именно в таких лаптях предпочитал ходить великий русский писатель после того, как его отлучили от церкви и предали анафеме.
– Снова Лев Николаич озоровать взялись.
Эти слова услышал я от Взбарабошина звенящим комариным вечером, когда сидел с бутылкой сухого белого на крыльце толстовской усадьбы. Чтобы спастись от комарья, я непрерывно курил.