Сказки, рассказанные на ночь
Шрифт:
– Где атаман? – спросили они старика.
– Отправился на ближнюю охоту, – ответил тот. – А меня поставил на это время своим заместителем.
– Это он плохо придумал, – сказал один из похитителей. – Надо бы скорее решать, что делать с этим псом поганым, то ли убить, то ли заставить платить выкуп, но это уж точно не твоего ума дело.
Старикашка, стараясь не терять достоинства, поднялся с подушек и попытался, встав на цыпочки, дотянуться рукой до уха обидчика, чтобы отвесить ему оплеуху, но, как он ни старался, у него ничего не получилось, так что он с досады принялся осыпать смутьянов громкой бранью. Те тоже в долгу не остались,
– Кто посмел затевать склоку в моем шатре? – возвысил он голос, обращаясь к перепуганным спорщикам.
Ответом было молчание. Наконец один из тех, кто привел сюда Мустафу, рассказал о том, как все вышло. Тот, кого они величали атаманом, побагровел от гнева.
– Когда это было, чтобы я назначал тебя своим заместителем, Хасан? – грозно спросил он старикашку.
Тот прямо съежился от страха, так что стал казаться еще меньше, чем был, и бочком, бочком посеменил к выходу. Атаман дал ему напоследок хорошего пинка, и самозванец кубарем выкатился из шатра.
Когда старик исчез, разбойники, похитившие Мустафу, подвели его к хозяину шатра, который тем временем удобно устроился на подушках.
– Вот тот, кого ты велел поймать!
Долго смотрел атаман на пленника, а потом сказал:
– Паша зулиэйкский, твоя совесть подскажет тебе, почему ты стоишь перед Орбазаном.
Услышав это, мой брат пал ниц и молвил:
– О господин! Ты, верно, обознался. Я бедный несчастный странник, а не паша, которого ты разыскиваешь!
Все находившиеся в шатре немало удивились таким речам. Хозяин шатра, однако, отвечал на это:
– Сколько ни прикидывайся, тебе это не поможет, потому что есть люди, которые прекрасно знают тебя, и я тебе их сейчас покажу, – сказал он и приказал доставить Зулейму.
Через некоторое время в шатер ввели старуху, которая на заданный ей вопрос, признает ли она в моем брате пашу зулиэйкского, тотчас же ответила: «Да!» – и поклялась могилой пророка, что он и есть паша, и никто другой.
– Видишь, презренный, как легко тебя вывести на чистую воду! – гневно проговорил атаман. – Ты настолько гадок, что я не стану даже марать свой кинжал твоей кровью – слишком много чести! Я привяжу тебя к хвосту своего коня и завтра, когда взойдет солнце, отправлюсь в лес и буду скакать до тех пор, пока солнце не зайдет за холмами Зулиэйки!
Тут мой бедный брат совершенно пал духом.
– Вот оно, суровое проклятие моего отца, которое обрекает меня теперь на позорную смерть! – воскликнул он в слезах. – Прощай, сестра моя родная, и ты, дорогая Зораида, – не видать вам спасения!
– Хватит прикидываться невинной овечкой, все равно никого не разжалобишь! – прервал его стенания один из разбойников, связывая ему руки за спиной. – Убирайся вон из шатра! А то гляди, как наш атаман уже кривится да посматривает на кинжал. Давай шевелись, если хочешь прожить еще ночь!
Разбойники собрались уже было вывести моего брата из шатра, но столкнулись при входе с тремя другими, которые тычками гнали перед собой еще одного
– Мы привели тебе пашу, как ты приказывал! – сообщили они и подвели пленника к атаману, восседавшему на подушках.
При этих обстоятельствах брат мой смог хорошо рассмотреть невольника, предъявленного атаману, и отметил поразительное сходство между ним и собой, только лицо у того было посмуглее и борода чернее.
Атаман, похоже, весьма удивился появлению нового пленника.
– Кто же из вас настоящий паша? – спросил он, переводя взгляд с моего брата на смуглолицего человека.
– Если тебе нужен паша Зулиэйки, то это я! – горделиво ответил похожий на меня пленник.
Атаман посмотрел на него долгим суровым взглядом и дал знак увести пашу, не сказав при этом ни слова.
После того как его приказание было исполнено, он подошел к моему брату, самолично разрезал кинжалом веревки, связывавшие ему руки, и жестом пригласил его сесть рядом с собой на подушках.
– Мне очень жаль, чужеземец, – проговорил он, – что я принял тебя за того негодяя. Так уж вышло – волею небес неисповедимый случай отдал тебя в руки моих братьев именно в тот час, в который назначено было погибнуть нечестивцу.
Брат мой попросил об одной-единственной милости – позволить ему не мешкая продолжить путь, ибо всякое промедление может оказаться для него губительным. Атаман захотел узнать, какие такие спешные дела заставляют его так торопиться, а когда Мустафа рассказал ему обо всем, он принялся уговаривать брата переночевать тут, чтобы и самому отдохнуть, и коню передышку дать, и пообещал, что завтра покажет ему короткий путь, по которому он за полтора дня легко доберется до Балсоры. Брат согласился, после чего ему преподнесли чудесные угощения, отведав которых он улегся спать в атаманском шатре и проспал тихо-мирно до самого утра.
Проснувшись, он обнаружил, что в шатре никого нет, только снаружи раздавались чьи-то голоса – судя по всему, это атаман разговаривал с темнолицым старикашкой. Прислушавшись к их разговору, брат с ужасом понял, что вредный карлик пытается склонить атамана к тому, чтобы убить пришельца, ибо если его отпустить, говорил старик, то он непременно всех их выдаст.
Мустафа догадался, что карлик зол на него за унижение, причиной которого он стал поневоле. Атаман, похоже, колебался.
– Нет, – произнес он после минутного молчания. – Он мой гость, а долг гостеприимства для меня священен. К тому же он не похож на человека, который побежит нас выдавать.
Сказав так, он откинул полог шатра и вошел внутрь.
– Мир тебе, Мустафа! – поприветствовал атаман своего гостя. – Приглашаю тебя угоститься утренним напитком, а затем собирайся в путь!
Атаман протянул брату чашу с шербетом. Подкрепившись, они взнуздали коней, и Мустафа вскочил в седло с легким сердцем – признаться, с гораздо более легким, чем когда он прибыл сюда. Вскоре уже лагерь остался позади, и они поскакали широкой тропой, которая вела через лес. Атаман рассказал моему брату, что тот паша, которого они вчера поймали, клятвенно обещал никого не трогать, если кто-то из людей атамана ступит на принадлежавшие паше земли. Но вот несколько недель назад он захватил одного из самых храбрых их товарищей и, предав его страшным пыткам, повесил. Они долго выслеживали коварного пашу, и теперь пришел его смертный час. Мустафа побоялся что-то возразить на это, радуясь про себя тому, что остался цел и невредим.