Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Не может этого быть!
– не выдерживает Иоанн.
– Человеку это невозможно!
– Но ведь он был сын бога, - невозмутимо отвечает Иуда. - Так о нем рассказывали по всей Азии.
Ученики осмысляют эту поразительную историю о непорочном зачатии сына божьего, который совершал многочисленные чудеса и снискал славу по всей Азии. Но им не нравится Дамон из Халцедона, они возлюбили Иисуса из Назарета.
– Слышал я и другое об этом Дамоне, - возобновляет Иуда свое повествование. - В своем родном городе Ангора он совратил знатного юношу, и ему пришлось бежать с родины от разъяренной толпы с редькой в заднице. Потом
– Откуда вы знаете все это? - восхищенно спрашивает Матфей.
– Я стар и многое повидал. В Азии эту историю знают даже дети.
– Симон маг тоже сказал, что может исцелять и предсказывать будущее, - вспоминает Иоанн. - А еще он сказал, что может ходить по воде. И люди это подтвердили. Учитель, ты слышишь? Тогда я не удержался и сказал, что наш учитель может остановить солнце. Ведь ты говорил, учитель, что остановил время в Царстве Небесном.
Иисус горестно качает головой. Он рассказывал им о Небе, которое потому вечно, что нет в нем языка, нет и времени, только чистый Дух, но они опять все перечеловечили и превратили в остановку солнца, как главных часов мира.
– Иногда мне кажется, - начинает он тихо говорить в своей манере: ни на кого не глядя и так, что слова его на первый взгляд кажутся не связанными с обсуждаемой темой, - что Моисей был прав. Люди не меняют взглядов, усвоенных ими с юности, они просто вымирают. Но у меня нет сорока лет, как у Моисея. Неужели все так плохо?
Опять их учитель чем-то не доволен.
– Я думаю, - продолжает он, - мир никогда не узнает своего самого свободного сына. Он просто никому ничего не скажет…
– А Симон маг много говорил, - Иоанну кажется, что он угадал смысл его отчужденной речи. Ему хочется, чтобы возлюбленный учитель изобличил мага с его чудесами, и он ждет, когда это начнется.
– …Он просто никому ничего не скажет. Зачем свободному говорить?
Все понимают, что это не вопрос, а риторическая фигура.
– Зачем свободному что-то делать?
Все молчат. Пауза затягивается, у этой риторической фигуры должен быть конец. И в тон речи Иисуса Иуда добавляет:
– Зачем свободному жить?
По взгляду, который Иисус бросает на Иуду, даже Иоанн понимает, что угадал ход учительской мысли именно этот хромун, а не он, любимый ученик.
– Учитель, почему ты не ешь? - виноватым голосом спрашивает юноша.
– Я не хочу.
Тут самое время всем помолчать, но Иоанну необходимо оправдаться.
– Разве чудеса не свидетельствуют о божественной силе? Никто не может совершать их, если не дано ему свыше, - он хочет сказать, что если Иохонану и даже Симону дано совершать чудеса, то Иисусу Мессии должно быть дано вдвойне.
– Чудеса восхищают лишь невежд и глупцов! - раздраженно выговаривает Иуда. - Что в них проку? Что мне с того, что какой-то Дамон воскрешает мертвых? Что мне с того, что этот Симон ходит по воде? Что изменилось? Мир остался миром, и я остался собою. Что
– Будь вы болен, вы бы так не говорили, - отвечает юноша.
– Я уже болен! И мне не нужно исцеление.
– А если бы воскресли твои близкие? - спрашивает Петр.
– Незачем им воскресать! Они ушли из этого мира и обрели покой. Зачем им возвращаться?
– Ну, как зачем? А зачем мы здесь? - пожимает плечами Петр.
– А зачем мы здесь?
– Чтобы жить,- отвечает рыбак.
– Жить, чтобы жить?- злится Иуда.- Тогда о какой свободе ты мечтаешь? Какой истины ищешь? Жить, чтобы жить, - вот истина. Только эта истина и имеет значение. Тогда прав Фома, что столетние старцы - лучшие из людей. Царство Небесное, Петр, в Кумране. Почему ты здесь его ищешь? Здесь нет тех, кто мечтает жить вечно, вечно быть человеком. Иди – живи!
– За что ты меня ругаешь?- искренне недоумевает рыбак.
– Жить, чтобы жить. Ведь ты, Петр, не оговорился. Ты сказал сокровенное.
– Да что я сказал? Разве ты не хочешь вечной жизни?
– Уже не хочу. И столетние старцы вызывают у меня только презрение. Если не поумнели в пятьдесят, не поумнеют и в тысячу лет. Надо быть бессмысленной тварью, чтобы дожить до такого возраста. Этот мир был бы скопищем закоренелых болванов, если бы люди в нем жили вечно.
Иуда словно заразился чем-то от Иисуса. Отрава Святого Духа наполнила желчью его кровь. Царство Небесное пустило в его организме бесчеловечные метастазы.
– Человек умирает, и это правильно, и очень хорошо, - заключает он.
– Мои отец и мать, мои братья и сестры - все умерли и не вернутся сюда никогда. Я рад за них!
Иисус с благодарностью смотрит на того, кто заболел Святым Духом, - на инфицированного Иуду. Хромун ловит на себе его взгляд и замолкает. Он вовсе не думал угодить Иисусу. Он лишь сказал то, о чем давно думал.
– Учитель, ты бы поел, - опять просит Иоанн возлюбленного учителя, как ребенка.
– Я сыт вашими словами! - категорически отказывается Иисус.
Он так и не удостоил жреца Кибелы ни одним словом, и ученики, оценив это, раз и навсегда проникаются презрением к Симону магу, с которым они еще встретятся на апостольской стезе.
В последующие четыре дня они блуждают по Самарии. Иудейских паломников всюду провожают недобрыми или равнодушными взглядами. Уже не только Фома, но и другие недоумевают, зачем Иисус водит их отряд по вражеской территории, как Моисей свой народ - по пустыне.
На Пасху евреи едят пресный хлеб с горькой полынью в память о своей былой бездомности. Самаритянский хлеб, купленный с унижением, так же горек для его учеников. Возможно, Иисус надеется, что на этой чужой, неприветливой земле, в этом враждебном мирке они заболеют Святым Духом. Четыре дня - за сорок лет, и Царство Небесное - вместо земли обетованной.
– Зачем мы блуждаем здесь как потерянные? - не выдерживает Петр.
– Если бы вы были потерянными, то давно бы я вас бросил, - отвечает исхудавший Иисус, который опять начал морить себя голодом,- но я все еще с вами, хотя и недолго мне осталось.
– О чем ты говоришь, учитель?
– Ныне все дороги ведут в Храм. Там меня ждет смерть. Если Синедрион еще не приготовил на меня нож, то пусть поторопится. Он ему понадобится, ибо я иду разрушить его святыню. Камня на камне не оставит сын Неба от их Божьего дома!