Скопец, сын Неба

Юрченко Сергей

– Не хочу я возвращаться, - отвечает Андрей, которому озеро давно надоело. - С утра сделаем. Руль поправить - плевое дело.

– А я не хочу так рано идти домой.

– Зайдем в лавку Закхея. Он вчера флаг свой вывесил. Значит, новое вино привез. С людьми поговорим.

– Пойдем. Хочешь с нами?
– спрашивает Петр юношу.

– Нет, я домой… то есть на таможню.

“Славные люди, - думает Иоанн на обратном пути.
– Жаль бросать их в таком захолустье. Они тут сопьются или попадут к сикариям. Я их все равно приведу к Иисусу. Да и сила их может пригодиться”. Он чувствует себя настоящим ловцом человеков.

Одно огорчает его. Учитель после своего возвращения из пустыни, которую он не поменял на предложенный дьяволом дворец, стал холоднее и бесстрастнее. Вместе с былой мятежностью его покинул и проповеднический жар. Иногда кажется, что он не столько хочет привлечь к себе слушателя, сколько оттолкнуть его от себя.

Иисус сидит в трапезной с Иудой и Иаковым. Хлопочет Матфей, нахваливая Декаполис, в который завтра собирается поехать.

– В Гадаре я чувствую себя намного вольнее, чем здесь. Там очень смешанное население: сирийцы, греки, персы, арабы и, конечно, евреи. Все живут как им угодно. Это весьма способствует торговле и развитию ремесел. Наши иудеи этого не понимают. Они не хотят сотрудничать с властями. А ведь римляне вовсе не желают им зла. Взять хотя бы новый акведук, подающий воду на Храмовую гору. Ведь каждый еврей, приходя на праздник в Иерусалим, страдал от недостатка воды. Но платить налог на его строительство не хотят. Что же, римлянам строить акведук для евреев за свой счет? Вот Пилат и арестовал казну Храма. Так почему не решить все сразу миром? Ведь сколько крови пролилось. Чуть до войны не дошли.

– Пилат преступил границы своих полномочий, - хмуро говорит Иуда, - как до него это делал царь Ирод. Ирод тоже построил иудеям Храм, гордость Израиля, но вогнал народ в рабство, и каждый камень Храма стоит на чьей-то крови. Вот и проступает на этих стенах проказа.

– Да, уникальное явление - проказа на камнях, - соглашается Матфей.
– Я рассказывал об этом в Декаполисе, никто не верит, что камни могут болеть.

Иисус равнодушно молчит. Матфей бросает взгляд на него, затем на Иуду и продолжает:

– Вы извините меня, мой друг, если вас это рассердит, но мне кажется, что политика Синедриона не доведет Израиль до добра. Этот Синедрион хочет сидеть сразу на двух креслах, а точнее, не хочет сидеть ни на одном. Он презирает свой народ и ненавидит римлян. В итоге народ сам по себе, римляне сами по себе, и Синедрион сам по себе. Однажды какая-нибудь из этих двух сил его сметет. Хуже всего, что законная власть не с народом. Если врага нельзя победить, с ним нужно сотрудничать, а взамен добиваться уступок. Ведь даже греки смирились с владычеством Рима, но потребовали особых привилегий. Синедриону следовало бы объединиться с народом и по примеру того же Декаполиса добиться новых колониальных прав, торговых льгот, участвовать в земельных аукционах, а не хранить гордое молчание. И ведь Израиль не так уже много дает. Из Египта Рим высасывает в десятки раз больше. Что тут обижаться? На обиженных воду возят. Уступай, но торгуйся.

Никто уже не слушает болтовню мытаря. Иисус с отрешенным видом крутит в пальцах фисташку, как бусину с молитвенных четок, и не произносит обличительных фраз в адрес житейской мудрости Матфея. Час назад он срывал с человека последние клочья мяса и дробил его кости, но сейчас не возражает против его жажды наживы. То, чего хочет Иисус, несоизмеримо

с житейской мудростью, ибо его мудрость бесчеловечна.

– Учитель, - вступает в разговор Иоанн, - перед уходом из Назарета я видел твою мать. Я еще не сказал тебе об этом. Она просит, чтобы ты вернулся домой.

Иисус угрюмо молчит.

– Я должен был тебе это сказать, - оправдывается юноша.
– Мы с Иаковым оставили ей немного денег. Если хочешь, мы съездим туда и отвезем еще денег.

– У меня нет денег!
– устало отзывается Иисус. 

– У меня есть деньги, учитель, - живо вступает в разговор Матфей, хотя в словах Иисуса не было никакого призыва.
– Я принесу сейчас.

– Не беспокойся, - останавливает его Иуда.

Матфей понимает, что получил от него урок деликатности, и виновато замолкает. Но Иоанну очень уж хочется принести жертву.

– Отец оставил нам с Иаковым наследство. Учитель, мы можем продать свою часть и подарить твоей матери.

Зеведей должен бы перевернуться в гробу, узнав, как его имущество готовы передать семье ненавистного бродяге.

– И этого не нужно, - холодно отрезает Иуда.

– Почему?
– вызывающе спрашивает юноша.
– Учитель, сделать так?

– Нет.

Иоанн начинает что-то понимать. Кажется, он опять ранил сердце учителя.

Иуда взглядывает на помрачневшего Иисуса и говорит:

– Быть может, стоит послать твоим родным немного денег. Ведь это не принципиально?

– Не принципиально.

Иуда поворачивается к юнцу.

– Если ты готов съездить в Назарет, деньги я приготовлю.

Иоанн сомневается. Ему хотелось быть жертвователем, а не гонцом.

– Ты еще успеешь раздать свое наследство, - усмешливо добавляет Иуда.

– Так ли, учитель?

– Так.

– Я съезжу, учитель.

– Когда?
– уточняет Иуда.

– Завтра.

– Хорошо.

Иоанну все же очень не хочется принимать деньги из рук казначея, хотя он до сих пор не желал задумываться, за чей счет они все это время жили. Протянув до следующего утра, он в конце концов отправляет к Иуде вместо себя Иакова. Брат возвращается с кошелем денариев. Иоанн с удивлением смотрит, как Иаков тут же высыпает деньги на постель и начинает их увлеченно пересчитывать.

– Что ты делаешь?

– Надо же знать, сколько здесь! Мы ответственны за них.

– Сколько есть, столько есть! Мы только гонцы. Не наше дело считать.

– Нет, брат, мы должны знать.

Иаков не хочет признаться, что ему нравиться это делать. Эта бессознательная страсть свойственна многим людям. Он любит пересчитывать деньги, свои и доверенные, чувствуя в своих руках их потенциальное могущество. Иоанн к этой процедуре равнодушен. Монеты бывают потемневшими от грязи, липкими, заляпанными воском и еще чем-то. После них ему всегда хочется вымыть руки.

– Да их тут тридцать, - восхищенно произносит Иаков, закончив счет и ссыпая монеты обратно в кошель.
– Хорошая сумма. Иуда, наверное, все запасы отдал.

– У него денег полный ящик, - уверенно заявляет Иоанн.
– Оттого он так бережет его. Даже спит с ним в обнимку.

Иаков фыркает от смеха и опять становиться серьезным:

– Зря мы продали коня. Сейчас он нам пригодился бы.

– Не зря. Мы отдали первыми свои деньги матери учителя. А коня мы временно купим в Капернауме.