Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Как это - временно?
– Когда вернемся, продадим назад.
– А на какие деньги купим? Отсюда возьмем?
– Нет, эти деньги трогать нельзя. Одолжим у Матфея. Подожди меня.
Занять денег у мытаря Иоанн уже не считает для себя зазорным. Он находит его на кухне. Матфей собирается в дорогу, увязывая свои подарки в мешки. Выслушав просьбу, он ту же выдает Иоанну необходимую сумму.
– А коня берите у Закхея. Знаешь Закхея?
– У него лавка с винным погребом.
– Да. Он и лошадьми приторговывает. Только сразу договорись, что ему же коня и вернешь, - поучает Матфей.
– Я верну деньги, - обещает юноша.
– Об этом не беспокойся. Лучше помоги мне отнести все это на берег. Петр, боюсь, заждался
Иоанн зовет Иакова, вдвоем они подхватывают мешки, все ту же амфору, заполненную теперь галилейским вином, и несут к озеру. Матфей по дороге шутит, пребывая в отличном настроении перед путешествием:
– Я вывожу и ввожу вино без пошлины. А поскольку я не собираюсь платить за свое вино пошлину самому себе, то я - контрабандист. Караул, арестуйте меня.
Юноши смеются.
Рыбаки уже спустили лодку на воду и поставили у причала.
– Ну, сыны грома, благодарю вас за помощь, - весело прощается Матфей, полезая в лодку вслед за своим багажом. - Желаю вам легкого пути. А вы пожелайте мне удачной переправы.
– Приятного отдыха, Матфей.
– Спасибо, юноши. Коня берите у Закхея. Да смотрите, чтоб он вам старую клячу не продал.
Иоанн кивает головой.
– А вы куда собрались?
– спрашивает Петр.
Иоанн коротко объясняет.
– Доброе дело. Может, чем помочь? У нас найдется немного денег.
– Конечно, - подтверждает Андрей.
– Да тут целое состояние!
– хвастливо заявляет Иаков.
– Ну, тогда берегитесь воров на постоялых дворах.
– Я буду спать с ними, как Иуда со своим ящиком, - отшучивается Иоанн.
– Они справятся, - торопит всех из лодки мытарь.
– Нам тоже пора в путь.
Рыбаки отчаливают, юноши направляются в Капернаум. Уже в нескольких десятках метров от берега Матфей замечает Иисуса, впервые поднявшегося на свой излюбленный холм, и прощально машет ему. Петр, поднимая парус, оглядывается и неуверенно тоже делает прощальный жест. Иисус замечает их движения и в ответ приветственно поднимает руку. Ветер треплет его алый плащ как флаг, установленный на горе.
Таможенник устраивается поудобнее на носу лодки и пересказывает своим перевозчикам шутку о контрабанде. То ли занятые своим делом, то ли не понимая иронии, они реагируют вяло. Озеро для них - место работы, где они говорят лишь о необходимом: Андрей на руле, Петр под парусом - и минимум слов. Матфей понимает, что веселой прогулки с пикником на воде не получится, и уходит в обычные дорожные размышления всех путешественников.
У каждого путешествия есть точка разрыва, в которой оставленное прошлое сменяется ожидаемым будущим. В этой точке человек перестает уже думать о том, что было позади, и начинает размышлять о том, что будет впереди. Меняется его настроение и даже иногда весь характер: он был озабочен, - и стал весел, был прост, - и стал важен, был скромен, - и стал бесстыден. Мысленно Матфей уже погрузился в эллинский мир с его гимназиями, школами риторов, театрами, уличными фарсами, прекрасными статуями и домами гетер. Ему даже становится жаль двух братьев, которые не знают этого талантливого и порочного мира и вряд ли когда-нибудь к нему приобщатся.
Вот и причал восточного побережья. С галилейского берега отплыл иудей Левий, но на землю Декаполиса ступает грек Матфей. На прощание он спрашивает рыбаков, не нужно ли им чего привезти из Гадары, и после их отказа обещает им царское застолье в своем доме, как только он вернется. Братья даже не сходят на берег, где пасется целое стадо свиней в сопровождении двух грязных, лохматых и хохочущих мужчин с явными признаками вырождения на лицах, очевидно, свинопасов.
При виде иудейской лодки и Матфея, сошедшего с нее, они начинают корчить рожи и бессмысленно хохотать, показывая друг другу пальцем на иностранцев. Стадо подходит все ближе к берегу, увлеченно роя землю. Пастухи продолжают потешаться.
– Ешь свинью,
– А ну прочь, дети мрака!
– кричит на них Матфей. - Сейчас пристава позову.
Но слабоумные пастухи не унимаются, издавая визги и хрюканье, словно передразнивая так чужую речь.
– Ешь свинью, ешь свинью,- твердят они свое заклинание, как шаманы в трансе.
Матфей, обвешанный баулами, с амфорой в руках, как с младенцем, уходит по пристани к таможенному домику. Братья отталкивают лодку от причала и разворачиваются назад к Галилее. Сзади раздается истошный визг и хрюканье. Теперь уже настоящие. Стадо столкнуло одну из свиней в озеро, пришло в чрезвычайное возбуждение, - и вот еще несколько поросят летят с обрыва вниз и плюхаются в воду. Паника среди животных только усиливается. Пастухи криками и пинками гонят их прочь от берега, а те продолжают сталкивать своих собратьев в озеро. И рев только возрастает. Андрей плюет в воду и садится за руль. Они проделывают обратный путь в привычном молчании.
Еще издали братья замечают алое пятно на холме, а внизу у лодочной пристани толпу людей. “Опять Иаир воду мутит”, - досадливо хмурится Петр. Он оказывается прав, если не считать того, что виновником сборища стал рыбак из его артели, тот самый, что вчера просил с Матфея у ворот таможни двойную плату за перевоз. Теперь он стоит посреди толпы с перевязанной головой, будто боец с поля битвы, и жалуется на свое увечье, полученное от рыбаков соседней Вифсаиды.
Причиной конфликта стал давний спор за места ловли между рыбацкими артелями двух городов, расположенных в нескольких километрах друг от друга. Капернаум и Вифсаиду разделяет верхний приток Иордана в озеро. Тяжба обострилась, когда эта природная граница стала еще и административной. После раздела римлянами Палестины на четыре части, галилейский город Вифсаида отошел в Трахонитскую область под управление Филиппа Ирода, брата Антипы. Рыбацкий спор превратился в международный конфликт. Морского права в античном мире не существовало. Но если бы оно и имелось, братья Ироды, которые терпеть друг друга не могли, и не подумали бы сесть за стол переговоров. А после того как Антипа увел у Филиппа его жену Иродиаду, братья не желали даже встречаться. Жители Капернаума и Вифсаиды стали иностранцами друг другу. Они подчинялись разным царям - тетрархам, платили разные налоги и должны были отдавать друг другу пошлины. И вот теперь толпа капернаумских рыбаков с их семьями поджидает на берегу старшину местной артели Петра, чтобы потребовать от него решительных действий. У Петра заранее портится настроение. Он сходит с лодки хмурый и недовольный.
Рыбак в повязке, как окровавленный маккавей, начинает пересказывать Петру с Андреем свою историю, которую уже десять раз изложил всему городу. Он ловил мирно рыбу, никому не мешал, как вдруг приплыли вифсаидские рыбаки, и старшина их Ефрем стал гнать его с этого места на том основании, что оно, мол, ближе к их берегу.
– Да тут всем рыбы хватит, братки, говорю я им. Проваливай с нашего места, отвечают они. Я хотел сеть вынуть и уплыть. Они, когда увидели, что сеть полна, говорят: рыбу оставь, она - наша. Я, конечно, заспорил. Где написано, что она ваша? Посмотрите, говорю, нет на этой рыбе надписи, что она ваша, потому что вся рыба Божья.
– Правильно сказал! - одобряет его крутящийся тут же Иаир.
– Вся земля - Господа, и что на ней - тоже Господа.
– Ну а они, - продолжает свой рассказ рыбак,- порезали сеть, рыбу всю выпустили. Раз, говорят, она Божья, то пусть дальше в озере плавает. Парус мне порвали, а Ефрем меня еще и веслом огрел.
– Где же справедливость?
– восклицает его жена.
Петр смотрит на толпу, которая застыла в ожидании. Похоже, им хочется, чтобы Петр сейчас же сел в лодку, добрался да вражеского берега и там, как старшина старшине, намял обидчику бока.