Скорость. Назад в СССР
Шрифт:
— Прекрасно, — Трубецкой снова обратился ко мне потом посмотрел на одного из спутников — Артур, что стоишь?
Тот качнулся будто что-то вспомнил, он держал в руках авоську в которой лежали яблоки и апельсины.
— Примите гостинцы, прошу прощения, кроме апельсинов в магазине ничего не нашлось, а яблоки из моего сада. Шампанское, так сорт называется.
Что за стиль разговора у него? Я не ослышался? Гостинцы? Правда как в кино. Каналья, как же я себя неудобно чувствовал. Мне было ужасно стыдно.
Казалось,
Я им расколошматил гоночную машину в дрободан, а они принесли яблок и апельсинов, ещё и извиняются передо мной. Лучше бы уж обругали. Это было сродни пытке.
— Да, что вы, вам совсем не нужно извиняться, тут уж я должен просить прощения, — выдавил я из себя, — я прошу извинить меня и обещаю, что отработаю весь причиненный вам ущерб. Я понимаю, что создал вам перед соревнованиями большие проблемы и из-за меня вы пропустите гонку.
На этих словах Соменко нисколько не смягчился в лице, а просто перестал двигать скулами. Артур подошел, достал принесенное из авоськи и положил на тумбочку рядом со мной.
Слава полез в нагрудный карман рубашки и достал оттуда запечатанную мягкую пачку сигарет Салют.
— Куришь? — спросил он меня с серьезным выражением лица, по которому было видно, что ему тоже хочется проявить заботу. Думаю, что где-то в глубине души он понимал, что не стоило тогда надо мной смеяться.
— Нет, — я отрицательно покачал головой.
Слава положил сигареты рядом на тумбочку
— Ну, ничего страшного, вон мужиков угостишь или докторов.
— Вячеслав… — укоризненно покачал головой Трубецкой.
— А что такого? Игорь Николаевич. Сейчас все врачи курят, хотя и говорят, что это вредно. Подарит кому-нибудь.
— Александр, мы вот по какому делу к вам пришли, — начал объяснять Трубецкой, — во-первых, вы обязаны знать, что зла на вас мы не держим, и в том, что произошло есть и моя вина. Мне нужно было тогда на месте поговорить с вами.
Я всё ещё краснел и молча слушал его.
— Во-вторых, к нам приходили из милиции. Мы сказали им, что претензий к вам и вашей семье у команды нет. Совсем закрыть дело уже не получиться, но у нас всех есть шанс свести потери к возможному минимуму.
Соменко так и стоял, сложив руки на груди, Артур ему подражал, а Слава держался за металлическую дужку в ногах моей кровати.
— Если, вы Александр, не возражаете, то я готов взять вас на поруки. То есть, другими словами я поручаюсь за вас, беру на себя ответственность за, то что подобных приключений с вами в будущем происходить не будет.
Мои глаза полезли на лоб от удивления, я чуть не поперхнулся, когда понял о чем он говорит.
— Вы предлагаете мне место в команде?
Пока это был самый величайший подарок судьбы в моей жизни! В грудной клетке
— Не совсем так, но ход вашей мысли верен. Я могу взять вас на поруки при одном условии. Вы приходите в гараж учеником слесаря. Насколько я знаю, вы поступили на дневное отделение в Московский автодорожный институт?
— Да, все верно.
— Поздравляю. В первое время вам придется изучать технику безопасности, драить помещение до блеска, словно моряку на боевом корабле в первый год службы, выполнять мелкие поручения членов команды.
— Я на всё согласен! — выпалил я и тут же спохватился, — только бегать за пивом или водкой в магазин я не буду.
Я невольно перевел взгляд на Артура. Мне почему-то стало неудобно за свою поспешность.
— Этого не потребуется, но мы не просим ответа прямо сейчас и не торопим вас. Сначала вам нужно выздороветь и выписаться из госпиталя, — он смешно назвал больницу госпиталем, — затем посоветоваться со своими родными. Причины же вам ясны, Александр?
— Да, конечно, Игорь Николаевич.
— Вне зависимости получите ли вы одобрение, вам придется посетить милицию, возможно не один раз.
— Мне матушка уже сказала об этом, она приходила чуть раньше вас.
Трубецкой едва кивнул, улыбнулся и продолжил:
— И наконец, наверное, самое неприятное, если вы придете в гараж учеником, то вы должны быть готовы к товарищескому суду и серьезному разговору с руководством автобазы, которое также является руководством нашей гоночной команды.
В груди все горело. Если всё так, как рассказывает Трубецкой и менты действительно меня не станут сажать то, я готов.
Ради того, чтобы попасть в команду я был не прочь спуститься в ад и вернуться обратно. Товарищеский суд для меня не казался помехой.
Я пройду эти несколько часов позора, лишь бы меня приняли. А вообще зачем этот товарищеский суд? Я тут же ответил себе на этот вопрос. Люди хотят быть уверены, что принимают на работу юношу, который все осознал и не будет творить такой дикой чепухи в будущем.
— Спасибо вам большое, Игорь Николаевич. И вам ребят, спасибо большое, — я посмотрел на Артура, Славу и Николая, — простите меня, что так вышло. Я не хотел разбивать машину.
— Ладно уж, чего после драки кулаками махать…
— Проехали…
Почти одновременно ответили посетители. Только Николай Соменко стоял скрестив руки на груди и смотрел на меня волком.
— Ну вот и чудесно, — удовлетворенно резюмировал Трубецкой, — мы пойдем, вы выздоравливайте поскорее, Александр. Кстати, по-моему скромному мнению, вы, Александр, родились в рубашке. И еще вы были абсолютно правы в прошлую нашу встречу насчет четвертого цилиндра на Волге. Удивительно, что я сам этого не услышал.