Сладостное заточение
Шрифт:
— Да. Но мне нужно, чтобы ты поняла, что я могу справиться с этим. Я уже не та кроткая, испуганная девочка, какой была раньше. Неприятные слова и укоризненные взгляды больше не беспокоят меня, и мне нужно, чтобы все это поняли. В том числе и ты.
Я смотрю на нее — такую прекрасную и свирепую — пока мое сердце раздувается внутри своей клетки, словно оно пытается дотянуться до нее. Да, она сильная. Гораздо сильнее, чем я думал раньше. Теперь я это понимаю. Но если ей это нужно, чтобы подтвердить себе и всем остальным, что она непоколебима, я исполню ее желание.
Я протягиваю руку в сторону певицы, которая стоит совершенно
— Дай мне.
Когда она передает мне микрофон, я обнимаю Захару за талию и поворачиваюсь лицом к ошеломленной толпе.
— Вам разрешено говорить. — Мой голос снова разносится по комнате. Тон настолько беззаботный, насколько я могу, но я позволяю своему взгляду скользнуть и задержаться на как можно большем количестве людей, таращащихся на нас, ясно давая понять, что их ожидает, если они разозлят меня. Быстрая, но мучительная смерть.
Как и ожидалось, тихий шепот возобновляется в тот момент, когда певица снова берет микрофон в руки.
— Довольна? — Я встречаюсь взглядом с медово-карими глазами Захары.
Она наклоняет голову набок, легкая улыбка изгибает ее губы.
— Ты неисправим.
— Без сомнения, — ухмыляюсь я. Затем я поднимаю ее на руки и соединяю свои губы с ее губами.
Это не наш первый поцелуй, но по какой-то причине, он является таковым. Может быть, это потому, что я больше не параною что, кто-то увидит нас. Это больше не проблема, поскольку практически вся бостонская Cosa Nostra собралась в этом зале, наблюдая, как я поглощаю губы моего ангела, не испытывая ни капли стыда и не заботясь об их убогих чувствах. И какие это губы… Мягкие, как лепестки изысканного цветка, и сладкие, как самый спелый запретный плод. Захара — мой райский сад, и я больше не могу себя сдерживать. Я поддаюсь искушению покусать самые сочные губы на этой земле, наслаждаясь слабейшими учащенными вдохами, проходящими от ее губ к моим.
Вокруг нас раздается вздох, а затем шепот усиливается. Вскоре по комнате прокатывается гул, подобный землетрясению. И мне… все равно. Все равно. Плевать на все, кроме моей Захары.
Однако стук моего сердца усилился до бешеного ритма. Звук настолько громкий в ушах, что кажется, будто все мое тело пульсирует изнутри. Боже, я без ума от этой женщины. Чертовски приятно наконец-то заявить о ней как о своей на глазах у всех. Чтобы все знали, кому принадлежит эта женщина, чтобы ни один идиот больше не пытался к ней подойти. В следующий раз я убью того, кто осмелится.
Захара целует меня в ответ, смелые движения ее языка не оставляют сомнений в пылкости ее страсти. Она обнимает меня за шею, ее пальцы перебирают короткие волосы на затылке. Я не брил их с того самого дня, когда она призналась, что хотела бы видеть меня в более длинных волосах. Я засасываю ее язык между зубами, слегка прикусывая его. Она отвечает мне тем же. Жестко. Металлический привкус взрывается во рту. Вкус крови — резкий и горький. Это так противоречит свежему аромату жасмина, окутывающему меня. Запах покоя, который могла подарить мне только она.
— Мне нужно спросить тебя кое о чем, — шепчу я ей в губы.
— Хорошо.
Я неохотно отрываю свой голодный рот от ее рта и встречаюсь с ней взглядом.
— Ты бы вышла замуж за этого сумасшедшего старого засранца, Захара?
Мои
— Видит Бог, ты заслуживаешь лучшего, ангел, — продолжает Массимо мрачным тоном. — Но дело в том, что я не могу тебя отпустить. Ты моя, Захара. Ты была моей с того момента, как смотрела на меня с понимающим взглядом. Ты была там, оплакивая своего отца, а все, что я мог сделать, это бороться за дыхание. Не прошло и дня, чтобы я не нуждался в тебе. Ты — тот самый воздух в моих легких. Я люблю тебя, детка. Я эгоист, но ты это и так знаешь. Пожалуйста, скажи «да».
Мои глаза наполняются слезами, затуманивая мое зрение и его лицо. Я пытаюсь ответить, но не могу преодолеть комок, блокирующий мои дыхательные пути. Я так долго фантазировала об этом моменте. Я не могу поверить, что это происходит на самом деле. Обхватив дрожащими ладонями щеки Массимо, я снова пытаюсь выдавить слова изо рта. У меня вырывается только бездыханный звук. Поэтому я просто целую его. Вкладывая все, что чувствую, в этот поцелуй.
— Тебе нужно сказать «да» , Захара. Потому что если ты этого не сделаешь, я убью каждого мужчину, просто чтобы убедиться, что никто другой не сможет заполучить тебя, — говорит он мне в губы.
У меня вырывается дрожащий смех.
— А как насчет свидетелей?
— Я избавлюсь и от них.
— В этом нет необходимости. — Я фыркаю. — Да. Я выйду за тебя.
Позади меня раздаются шокированные визги, но их заглушают торопливые шаги Массимо, эхом отражающиеся от деревянных полов, когда он несет меня через комнату. Я сцепляю лодыжки за его спиной и заглядыааю через его плечо. Верхний эшелон Бостонская Коза Ностра собралась полукругом в центре зала, уставившись на наши удаляющиеся фигуры в полном оцепенении. Среди них Сальво, на лице которого проступило выражение великой горечи. Рядом ошеломленный Тициано с женой. Ее руки прикрывают рот, глаза широко раскрыты — она в ужасе. То еще зрелище.
Меня переполняет желание рассмеяться. Годами я делала все, что могла, чтобы оставаться невидимой для этих людей, не желая привлекать к себе никакого внимания. Но сейчас, когда я устроила такой скандал, о котором, несомненно, будут говорить в течение следующего десятилетия, на мгновение я вообще забываю об их существовании. Я пытаюсь заглушить приступ хихиканья, бурлящий внутри меня, и терплю неудачу.
— Если быть совсем честным, — ворчит Массимо, вышибая дверь ногой. — Это не та реакция, которую я ожидал на свое предложение руки и сердца.
Я фыркаю и утыкаюсь лицом в изгиб его шеи.
— Прости. Ты бы видел выражения лиц всех присутствующих.
— Лучше им взять свои лица под контроль, прежде чем мы вернемся.
Массимо останавливается в конце темного коридора и пинком открывает еще одну дверь. Комната, в которую он меня несет, погружена в тени, единственным источником света является высокая торшерная лампа в углу. Темные портьеры закрывают окна на дальней стороне, а все остальные стены заставлены искусно вырезанными книжными полками.