Славянский меч(Роман)
Шрифт:
Слезы принесли облегчение. Радован обхватил руками голову и стал думать, как быть дальше. Однако ни одной разумной мысли не приходило ему в голову, которая гудела, как пустой котел. Подошел конь и тотчас в ужасе отступил, почуяв кости своего товарища. Взгляд Радована упал на мех с вином. Он ударил себя по лбу и рысью побежал к коню.
— Вино придаст мне мудрости!
Подтащив мех к дереву, он с отчаянья принялся пить. Вино согрело его, придало мужества, и он снова разразился проклятиями, вызывая на битву весь
— Ты не уйдешь от меня, собачий хвост! За тобой я последую как тень, пока не проколю тебя, клянусь своей мудростью! Зуб за зуб! И вино твое не утолит больше моего гнева!
Оставив в мехе немного вина, он, скрипя зубами, направился к дороге, что вела в Филиппополь с твердым намерением прямо отсюда ехать в Константинополь на поиски гунна.
И поскольку ноги его уже не раз измерили всю Мезию, вскоре он выехал из леса на дорогу. Несмотря на близкий вечер, старик храбро гнал коня в сторону Гема.
Не успели зажечься звезды на небе, как за поворотом вспыхнул большой костер. Радован представил себе лицо Тунюша, и мужество его мгновенно испарилось. Он рванул поводья с такой силой, что конь встал на дыбы.
Одолев первый испуг, старик сообразил, что Тунюш не мог еще вернуться из Константинополя, и храбрость возвратилась к нему; шагом двинулся он дальше. Вскоре он разглядел повозку, коней, копья, воинов.
«Купцы!» — подумал он, подхлестывая коня и закричал издали:
— Pax, eirene, pax, pax!
Тени у костра вскочили и схватились за копья.
— Рах вам, рах, — кричал Радован, ударяя по струнам.
Его окружили хорошо вооруженные воины, спрашивая, кто он и откуда.
В это время раздвинулся полог у входа в небольшой шатер; высокий человек, одетый, как купец, приблизился к огню и крикнул Радовану:
— Чего тебе здесь надо, гунн?
Старик выпучил глаза, растопырил руки, из его широко раскрытого рта сперва вырвался непонятный звук и наконец губы произнесли:
— О Нумида!
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Смуглый, богато одетый купец при восклицании Радована отступил на шаг. По лбу его пролегли глубокие морщины. Знакомым эхом, что прозвучало над бурными волнами и потонуло в реве бури, показался ему голос, вышедший из косматой груди. Он высокомерно посмотрел на всхлипывающего старика. Воины ожидали приказа, не снимая рук с копий и рукояток мечей.
— Что ты болтаешь, гунн? О ком вспоминаешь, произнося незнакомое имя?
Голос купца звучал чуждо, надменно. Радована охватила печаль. Неужели он ошибся! Старик обвел взглядом воинов. Незнакомые, хмурые лица. Милости от них не жди; физиономии словно вырезаны из стали. Радован почтительно поклонился чужеземцу.
— Могущественный, не пронзай стрелами своих взглядов путника, возвещающего тебе мир и несущего в сердце
Купец внимательно вслушивался в голос старика. Далекое эхо словно бы приближалось. Воспоминания пробуждались в его душе.
— Войди в шатер!
Полог у входа закрылся за путником и купцом. Воины воткнули копья в землю и собрались вокруг огня.
— Говори, гунн! Под шатром умрут твои слова. Откройся!
При веселом свете факела Радован посмотрел в глаза собеседника.
«Пусть сожрут меня вурдалаки, если это не Нумида».
— Могущественный, выслушай! Нет обмана в моих словах! Ты назвал меня гунном, но я не гунн. Я славин, певец, что бродит по белу свету с севера на юг и с юга на север. Град славинов привечает меня, и Константинополь отворяет двери своих кабаков при звуках моих струн. И не только кабаки: я играл перед деспотом, гостил в вилле господина Эпафродита.
Купец закусил губу и нагнулся к Радовану.
— В вилле Эпафродита? Что ты говоришь? Не произноси этого имени! Он — бунтовщик, он изменил священному двору.
— Господин, ты сказал, что мои слова умрут под шатром! Я не верю, что он изменник. Он защищал невинных. Он спас Истока, спас Ирину!
— Не называй этих имен! Смерть зажмет рот всякому, кто называет их!
Купец отчетливо представил себе события минувшего. Потом подошел к старику, положил ему руку на плечо и пристально взглянул в небольшие, серые глаза Радована.
— Мир с тобой, Радован! Я — Нумида! Ты не ошибся!
Радован вскочил с места и раскрыл объятия, собираясь радостным воплем приветствовать Нумиду. Но тот, приложив ладонь к его губам, поднял палец и сурово произнес:
— Тайны умрут здесь! Они не выйдут из шатра!
Радован понял, что Нумиду сопровождают люди, которым не следует знать, откуда и куда направляется их хозяин. В безмолвной радости размахивал он руками, прижимал их к груди, потом принялся целовать руку Нумиды; он хохотал, зажимая себе рот ладонью, и в конце концов пустился выделывать ногами коленца, как подгулявший пастух.
Успокоившись, старик придвинулся к Нумиде вплотную и таинственным тоном спросил:
— А есть ли у тебя вино Эпафродита?
— Есть, дядюшка! Ты напьешься так, что луна с неба среди ночи исчезнет, а звезды загорятся ясным днем.
— Ах, Эпафродит, если б ты знал, как любит тебя Радован!
Нумида улыбнулся и, подмигнув, вышел из шатра. Он приказал страже нести караул влево и вправо от дороги, а остальным воинам лечь спать. Потом подошел к высокой повозке, накрытой холстом, и шепотом спросил о чем-то раба, сидевшего возле нее. Тот молча кивнул головой, тогда Нумида отдал ему какой-то приказ. Повару он велел принести вина в шатер и приготовить ужин для гостя.