След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)
Шрифт:
– А почему вы решили моряком стать?
– некстати, ох некстати спросила Лена, и он, чувствуя, как резко, рывком исчезло приятное обволакивающее ощущение, попытался внутренним усилием вернуть его, но ничего не вышло. То ли уже не было ее пальчиков на коже, то ли показалось все это.
– Моряком? Ну вообще-то я хотел у себя дома, в Новочеркасске... Это рядом с Ростовом-на-Дону. Там и хотел поступать в военное училище. Оно у нас - командное связи, на Атаманской улице. Или, на крайний случай, в Ростове. Но майор в военкомате не дал направление. Сказал, что мест по разнарядке и туда, и туда -
– Серьезно?
– с улыбкой, за которой пряталось нечто большее, спросила Лена.
– Серьезно. Я ж бываю вредным.
– Никогда б не подумала, - так и не отпустила она с загорелого лица улыбку.
– А майор, значит, мне и говорит: есть разнарядка на одно место в Севастополе. Город, мол, закачаешься. Только вот учиться пять лет. Зато форма - морская. Все девки твои. А я морей-то и видел: Азовское да Цимлянское. Впрочем, второе - не море, а водохранилище, но его все равно морем зовут... Ну а дальше: вени, види, вици - пришел, увидел, поступил.
– Победил, - поправила Лена.
– Почти синонимы. А для того конкурса, который был, это - победа. Тогда училищами пацаны еще бредили. Офицерами хотели стать. По разным причинам. Кого романтика влекла, кого зарплата, кого форма, кто от срочной службы хотел улизнуть - были, были и такие, - а кто и вообще не понимая почему. Но шли. А сейчас, - расстроенно покачал головой.
– В Питере вон, в морские инженерные - ноль восемь десятых на одно место. Шикарный конкурс? С двумя двойками берут. А потом удивляются, почему лодки тонут и самолеты разбиваются.
Она вновь коснулась пальцами руки, вынимая иглу, но он не успел заметить своих ощущений. То ли "мемуарами" увлекся, то ли и вправду все произошло быстрее, чем в первый раз.
– А у вас когда смена кончится?
– постарался спросить как можно более безразличным голосом, но, кажется, не смог.
Лена вскинула подбородок, снова чему-то своему улыбнулась и бросила "пробный шар":
– А что: Вера хуже меня обслуживает?
– Как день и ночь.
– День - это кто?
– Вы, Леночка.
Она поежилась от этого мягкого, с нежностью произнесенного имени, и сразу засобиралась.
– Сегодня вечер и завтра до обеда - моя смена. Но у меня есть еще больные, - надавила она на "еще", но Майгатов не услышал этого. После первой фразы вторая уже не имела значения.
Он хотел сказать еще что-нибудь, может быть, глупое, может быть, невпопад, продлить минуты разговора, но скрип двери отсек это желание.
– Проходите.
– стал боком в дверном проеме Леонид Иванович и впустил в комнату человека с наброшенным поверх синей рубашки белым, явно не по размеру, халатом.
И в том, что халат был явно не его, а взгляд у незнакомца - резким, схватывающим все сразу и одновременно как бы острым, прокалывающим
Человек неслышно прошел к кровати, сел на заботливо подвинутый Леонидом Ивановичем стул, помолчал, выгоняя этим молчанием всех лишних из комнаты, и, когда захлопнулась за Леной и врачом дверь, представился:
– Капитан Иванов, эфэска России.
Сказал - и помягчел лицом. А утратив мрачность и напускную серьезность, оно сразу стало каким-то мальчишески озорным. Даже толстая абрикосина на курносом носу еще чуть-чуть сильнее вздернулась.
– Я сегодня из Москвы. Почти все о происшедшем знаю. Но есть неясности...
– У меня их не меньше, - попытался остудить служебную прыть капитана Майгатов.
– Понятно... Но у вас - свои, у нас - свои.
– Как в том фильме?
– В каком?
– непонимающе распахнул серые задорные глаза.
– А там, где мужичок говорит:"У них своя свадьба, а у нас - своя".
– Может быть. Только я чувствую, что наша "свадьба" - общая.
– Слушаю вас, товарищ капитан.
– Больше всего нас сейчас волнует судьба экипажа "Ирши". Двадцать человек с лишним...
– Может, и меньше. В радиорубке была кровь.
– Кстати, о радиорубке, - придвинулся на стуле чуть ближе к кровати, намекая этим продвижением, что именно ради чешущего сейчас язык вопроса он и летел через тысячи километров на юг.
– Не помните, каково было последнее сообщение радиста?
– Радиста?
– покомкал морщины на широком и чуть покатом лбу. Слово-сигнал, словно рычажок в музыкальном автомате, со скрипом проплыло по памяти, выудило из ее глубин минуты встречи с "Иршей" и, хоть и не все уцелело, не все выжило, начал припоминать: - Сам текст я не видел. Слышал доклад радиста комбригу. Что-то типа "эти гады ная..." А потом - обрыв. Решили, что радист с "Ирши" хотел матом запустить.
– А что-то еще подозрительное было?
– наклонился на стуле, подал вперед корпус Иванов. Азарт горел, нет, даже не горел, а пылал в глазах. Охотником бы ему быть, а не контрразведчиком.
– Подозрительное?.. Знаете, когда уже вышли на дистанцию видимости, экран ИКО...
– Что такое - ИКО?
– Индикатор кругового обзора. Для надводных целей.
– Заметано. И что этот ИКО?
– Там, понимате, засечка от цели стала раздваиваться. Как будто бы от них кто отходил. Знаете, "SOS", радиомолчание, - и вдруг кто-то там все-таки есть. Но когда подошли ближе, никого рядом уже не было. А все плавсредства, которые могла спустить "Ирша", оказались у нее на борту. Даже не расчехленными.
– И что же: никого-никого рядом?
– недовольно сощурил глаза Иванов.
– Скорее да, чем нет. Сейчас точно не помню. Вроде что-то маячило на горизонте. А, может, и показалось. Знаете, в лоции записано, что самые большие миражи в мире бывают в Красном море. Бликов много. Воздух прозрачный. Могло что-то и быть, и не быть.
– А не может "эти гады ная..." означать "эти гады на яхте"?
– довольно откинулся на спинку хрустнувшего стула Иванов с таким видом, как будто ответ ему и не требовался.