Слезы Тесс
Шрифт:
— Кто тебе его подарил?
Дыхание ускорилось. Я сглотнула. Не отвечай.
Но я и не должна была отвечать. На его лице появилась ликование, тело напряглось.
— Кто-то, о ком ты заботишься, дал это тебе. Думаешь, я должен разрешить тебе оставить это у себя? — он потянул за браслет, и металл врезался в кожу. Еще немного усилий, и он бы его порвал.
Тесс, успокойся. Отпусти и двигайся дальше. Кого волнует браслет? Он мог забрать его. Брэкс может купить другой.
Мое сердце вздрогнуло и резко остановилось. Но если Брэкс
Борьба прорвалась, и я напала на него. Я впилась ногтями в его щеку, когда врезалась в него. Я вскрикнула, когда мы упали на пол. Кью что-то выкрикнул и схватил мое запястье. Ниточка с серебром пыталась остаться целой, но с тихим звуком, разорвалась, приземлившись на полу около головы Кью.
Брэкс!
Я заорала и толкнула его. Кью закрыл лицо, когда я взбесилась и потянулась за украшением. Горло перехватило, и я бросилась вперед, но Кью оказался быстрее. Он перекатился так, что я оказалась под ним на сером ковре. Он легко прижал мои руки, и из-за этого я возненавидела его еще больше. С чего это я решила, что смогу побить его, когда он прихлопнул меня, как раздражающую бабочку.
Он облизнул губы, и в выражении его лица четко видна была страсть.
— Вот так-то. Больше не отключайся. Я это запрещаю.
Я вернулась назад к этой ужасной жизни, и я боролась. Я сжала руки в кулаки и дернулась, ненавидя, как вздрогнули мои обнаженные груди, пока я пыталась высвободиться.
Кью заворчал и сел, обхватив меня ногами с двух сторон, и взял в ладони мои груди.
— Как тебя зовут? — он обнажил зубы, пока крутил мои соски, посылая шокирующую боль-удовольствие по моему телу. — Проклятие, как тебя зовут? Скажи мне.
Взглядом я кидала в него кинжалы ненависти.
Тишина.
Мой язык скорее завяжется узлом, чем произнесет мое имя. Оно только мое. Не его. Я никогда не хотела бы, чтобы Кью произнес его.
— Никогда.
Кью начал дрожать от смешанных эмоций и влепил мне пощечину. Глаза защипало больше от жаркого смятения, чем от боли. Он, мать вашу, ударил меня!
— Merde! (прим. перев. фр. – Черт!) — выругался он. Он встал, взял браслет с ковра и поднял его повыше. — Это мое. Ты моя. Уясни это в своей головке, если когда-то хочешь получить этот браслет обратно.
Я встала на колени и потянулась к нему. Нет, он не мог его забрать. Браслет связывал меня с прошлым, с Брэксом, с той, кем я была глубоко внутри — домашней, милой девушкой, которая хотела просто ощущать себя на своем месте.
Слезы застряли в горле.
— Я сказала тебе то, что ты хотел. Я твоя. Пожалуйста, верни его. Я твоя!
Мощное тело Кью напряглось, когда он педантично застегивал свой пиджак. Серебро страдало в его пальцах, прежде чем он запихнул его в карман пиджака.
— Ты сказала слова, но не поверила в них. Я говорил тебе. Я не люблю лжецов.
Он повернулся и открыл дверь с такой силой, что его пальцы побелели на дверной ручке.
— Оставайся здесь. Твое наказание за то, что не подчинилась — будешь голодной.
Резко отвернувшись от меня, он ушел.
Глава 12
*Крапивник*
В эту ночь я видела сон.
Мне снились страсть и принуждение. Снилось, что Кью берет меня, владеет, повелевает, заполняет меня своей твердостью, трахает на бильярдном столе.
Я проснулась от прикосновения собственных пальцев к своей влажности. С поджатыми пальцами ног и выгнутой спиной, я ощутила оргазм, в котором Кью накануне мне отказал, прошедший теперь по мне волной, эхом отдаваясь в стучащих зубах.
Когда я вернулась на землю, мое сердце бешено колотилось, пальцы на ногах расслабились. Под моей попой появилось влажное пятно, а щеки покрылись румянцем из-за моей влажности. Но лежа в темноте, с пустым желудком и разрушенным сердцем я нашла свой покой.
Мое тело больше не дрожало, и первый раз за всю неделю я крепко уснула.
Время замедлилось.
Секунды перетекали в нежеланные минуты, превращаясь в завтра и в следующую неделю. Кью не приходил ко мне, и я ни разу не видела, когда он возвращался с работы.
Но я знала, когда он появлялся в доме, поскольку он сразу заполнялся страстной музыкой. В словах песен было предупреждение. Он жил в том же доме, что и я, и мог прийти ко мне в любой момент, но не делал этого.
Большую часть времени песни звучали на французском языке, но однажды из стереосистемы зазвучала песня на английском.
Каждую секунду мое самообладание иссякает, каждое мгновение моя жестокость требует,
Ты думаешь, что можешь выиграть, но ты не поглощена грехом,
Изысканным и сладким, который не идет ни в какое сравнение с адом и разрушениями,
Я не хочу, чтобы ты видела глубины моей тьмы,
Там погребены демоны и кошмары,
Не смотри в мои глаза, правда не для тебя,
Ты должна убежать, ты должна исчезнуть, ты должна навсегда убраться прочь.
Я не могла передать одиночество, поселившееся в моем теле. Песня казалось просьбой, которая сковала меня и поставила в тупик.
Начиная с той ночи и наполненной страданием песни, я не могла отделаться от чувства, что Кью пытался что-то передать мне через музыку. Но я не могла поверить ему, потому что если бы поверила, чтобы это означало? Я не могла чувствовать сострадание к своему похитителю. Я должна была остаться равнодушной и холодной. Должна была стать сосулькой — острой и неумолимой.