Смерть по расчету
Шрифт:
Впрочем, может, и не он – ухажера никто из близких девушек не видел. Хотя из Жилина прекрасный подозреваемый выходит…»
Гуров поймал себя на мысли, что ему просто чем-то очень не нравится холеный преподаватель. Отмахнулся: он достаточно опытен, чтобы его эмоции не воздействовали на результаты расследования. И вернулся к размышлениям.
«Только вот чем так привлекали статного симпатичного мужчину эти бедные девушки? Если Алена отличалась красотой, то остальные, по рассказам родственников и судя по фото Светланы на иконостасе, обладали не просто внешностью серых мышек, но и страдали заметными недостатками: хромотой, слабым зрением. Эти девушки у обычных-то парней не пользовались вниманием, а их союз с Жилиным был вдвойне странен, пускай они и встречались всего пару месяцев. А теперь появился
Размышления Гурова прервал звонок от Крупова:
– Добрый день, Лев Иванович. Завтра жду в десять в банке, как и договаривались? Там выделю кабинет для беседы, сотрудники будут по очереди подходить, пять человек всего. Думаю, часов до шести управимся, я тоже посижу, послушаю.
– Да. – Лев заглянул в блокнот. – У меня вопрос по бывшему начальнику службы безопасности, как бы с ним встретиться? Я так понимаю, с его подачи все нарушения в банке происходили.
– Тимченко Николай, уволился по собственному желанию, других наказаний я не стал к нему применять. Работу он после такой истории не найдет, в нашей сфере репутация имеет огромное значение. Но у него все-таки семья. Отпустил его с миром, жалею сейчас. Не гарантирую, что общаться станет, он мне пару раз звонил пьяный, наговорил всякого там; покатился вниз, в болото, мужик. Но попробую связаться.
– Буду ждать. – Гуров попрощался и снова принялся колесить по серым улицам зимнего города.
Следующая девушка, Маргарита, жила в старой девятиэтажке, но здание выглядело вполне прилично, внутри тоже все двери отливали блеском металла, лестницы были чистыми, а на подоконниках стояли цветы в горшках. Лишь одна дверь отличалась от своих соседей, когда-то гладкий бок металлического профиля был весь в следах ударов и грязных потеках, вместо звонка торчали обрезанные провода, а ручка печально висела на одном шурупе. Гуров постучал пару раз, но, не получив ответа, толкнул дверь. В квартире царил хаос, кругом валялись сваленные в кучу вещи, бутылки, окурки; на матрасе в комнате лежали несколько неподвижных тел, от которых исходил могучий храп и тяжелый запах перегара. Бодрствовала лишь одна женщина. При виде Гурова опухшая дама с фиолетовым оттенком лица просипела:
– Чего надо?
– Я по поводу Маргариты Есиной, как ее родственников увидеть?
– Давай сигарету, – тут же нашлась пьяница. Она трясущимися руками прикурила и вместе с дымом выдохнула: – На рынок папаша ее пошел, вещи продавать Риткины, похмелиться надо. Через три дома на дачном рынке должен быть. Есть у тебя выпить?
Гуров показал женщине пачку сигарет:
– Расскажи про Маргариту все, что знаешь, получишь всю пачку.
– А я все знаю, – рассмеялась женщина, ее смех был похож на хриплое карканье вороны. – Она у меня с первого класса училась. – Пьяница снова расхохоталась. – Что, думал, я бомжиха, да? А я училка оказалась! Они со мной жили по соседству в Казахстане, потом сюда практически вместе переехали. Папашка ее раньше рукастый был, чинил любую технику. Вон квартиру трехкомнатную начинил, а как умерла жена, все. Выпиваем и закусываем. Ритка с детства малахольная была, хоть и умная! Школу закончила в 15 с медалью. Умная, а дура! – снова разразилась смехом пьяница и закашлялась. – Верила всем, ее любой развести мог. Жених новый каждую неделю, расскажут о вечной любви, она и рада стараться. Папашке всю стипендию отдавала на пропой, хоть училась хорошо девка, нам было на что погудеть. Она же наивная, поплачешься, попросишь денег, а Ритка последнюю рубашку готова отдать.
Женщине становилось все хуже, ее трясло, на лбу выступили крупные капли пота. Она уже еле говорила, мотала головой от мучившего ее похмелья:
– Все, отвали, купи пива, тогда расскажу.
– Календарь у нее был? Вот такой? В комнате или дарила, может, кому-нибудь? – Сыщик показал календарь из общежития.
Но пьяница лишь выкрикивала ругательства и проклятия и требовала купить ей алкоголь на опохмел. Он отдал женщине обещанные сигареты и направился к выходу. На улице Гуров вдохнул морозный воздух, такой свежий после
Рынок состоял из неровных рядов киосков с разнообразной снедью. Отца Маргариты он сразу увидел: ссутулившийся мужичок, с лицом в красных прожилках, с тремором рук, сидел на корточках возле кучи тряпья, брошенной на кусок целлофана. В куче лежали скомканные женские вещи, Гуров подошел и спросил:
– Календарь у вас есть?
Мужичок смотрел на него взглядом побитой собаки. Он резво разрыл кучу и вытянул из нее пакет, в котором были сложены бумаги, книги и торчал краешек того самого календаря из банка:
– Вот, командир, забирай. Отдам за 100 рублей, оптом.
Лев показал ему купюру:
– Расскажи про календарь, как он у Маргариты появился, и про ее исчезновение.
Мужичок жадно вцепился взглядом в деньги, протянул трясущиеся пальцы:
– Давай, давай. Че хочешь расскажу, только сбегаю тут на пару минут за лекарством.
Пока он в соседнем киоске умолял налить ему не пятьдесят, а сто граммов, Лев перебрал бумаги из пакета: лекции из университета, календарь из банка, аналогичный тем, что были у остальных девушек, но за другой год, реклама клиник по лечению алкоголизма, записки с молитвами, благодарственное письмо из приюта для собак за волонтерскую работу. Одна из тетрадей была подписана особо тщательно: «Преподаватель курса экономической теории Георгий Иванович Жилин» хозяйка тетради выводила несколько раз, украсив надпись затейливыми завитушками. Лев пролистал тетрадь: аккуратным почерком были тщательно датированы все лекции, а в конце тетради, на пустых листах, влюбленная Маргарита написала много раз: Жилина Маргарита Владимировна, Жилины Маргарита и Георгий; эта надпись повторялась строчка за строчкой, страница за страницей.
Отец ее после посещения киоска вернулся оживленный, почти веселый, он будто очнулся от обморока, глаза блестели, а щеки с многодневной щетиной разгладились. Он закурил бычок, припрятанный в кармане, и кивнул на пакет:
– Дочки это моей, Маргаритки. В честь героини из романа Булгакова назвали, мать у нее очень литературой увлекалась. – Лицо у мужичка скривилось, а глаза заблестели от влаги. – Пропал цветочек мой, я все ждал ее, ждал, а вот сегодня так плохо было, понес вещи ее продавать.
Гуров показал плачущему отцу служебное удостоверение:
– Я расследую ее исчезновение. Скажите, откуда календарь вот этот у Маргариты появился? – Он показал яркую картонку из пакета.
Но пьяница, казалось, его не слышал, лишь потер грудь с левой стороны:
– Сердце-то ноет и ноет, как без дочки тоскливо. – Он вдруг уставился в пространство и забормотал: – Она ведь просто в Москву уехала, с женихом своим. Забыла папку, забросила. Я знаю, любит меня, вернется и заберет к себе. Она ласковая такая, все меня называла папочкой, папулькой. – Мужчина поскреб щетину, рассмеялся в пустоту перед собой и ткнул в календарь пальцем: – Подарила мне! Сказала: «Папочка, заберу тебя в Москву, в самую лучшую клинику поедешь лечиться». Заберет, заберет меня моя доченька. В Москву мне надо собираться, Маргаритка приедет скоро за мной. А где паспорт мой? – Мужчина хлопотливо застучал себя по карма-нам.
Гуров с сожалением смотрел на пьяницу, вряд ли от него можно получить внятные показания, мужчина, судя по всему, помутился рассудком от частого употребления огромного количества алкоголя сомнительного качества. В это время подошла бабка в поношенном плаще и ткнула палкой в теплую розовую беретку:
– Эта сколько? Я бы внучке купила.
– Сто рублей. – Мужик поднял головной убор и сунул покупательнице, но та заворчала в ответ:
– Ты что, осатанел, за сто я новый куплю! Вот тридцать держи. – Она вытянула из тощего кошелька купюру в пятьдесят рублей и протянула торговцу. Тот схватил деньги и опрометью бросился к киоску, не обращая внимания на крики старухи. Та схватила берет, вытянула из кучи теплые колготки и заспешила прочь от импровизированного прилавка. Гуров окончательно убедился, что внятного разговора не получится, родитель пребывал в своем мире алкогольных фантазий.