Смерть по сценарию
Шрифт:
Я представила себе эту картину — Пульс, забалтывающий сыщиков со скоростью сто двадцать слов в минуту, — и на миг даже испытала к нему нечто вроде благодарности. Но тут же мурашки пробежали по рукам и ногам... Денис арестован. На каком основании?
— На каком же основании они его арестовали? — спокойно осведомилась я.
— Не знаю, — буркнул Пульс, сверкнув очками, и на сей раз уже замолчал надолго.
Все мы молчали тоже. Трудно было после дикого, нелепого известия о гибели Миши переварить еще и эту новость...
Я
Пока я ехала домой, в голове у доеня постоянно крутилась одна мысль: что теперь делать? Я представляла Дениса на допросе, в камере, среди настоящих преступников, и меня сотрясал озноб. Как он там? Я столько читала про ужасы нашей тюрьмы и несправедливость нашего правосудия, что легко представляла себе чувства невинного человека, чужой волей запертого в четырех стенах и бессильного доказать свою непричастность к преступлению. Тем более к такому ужасному, отвратительному преступлению.
Дома я с час ходила кругами по комнате, обдумывая создавшееся положение. Петя, заглянув раз, больше не показывался, понимая, что мне сейчас не до разговоров.
Потом я пошла в ванную и долго лежала в теплой воде с мыльной пеной. В блестящих пузырях я видела свое розовое, уменьшенное многократно изображение — сдвинутые брови, пустой взгляд, сжатые губы... Ничего симпатичного.
Тоска увеличивалась с каждой секундой. Когда я стояла под душем, меня даже едва не стошнило от нее.
Но когда я вышла из ванной в темный пустой коридор, меня осенило. Ответ на вопрос «что делать?» у меня уже был. Не слишком оригинальный, зато правильный. Вот он: надо что-то делать.
Глава седьмая
Эта девчонка раздражала оперативника Сахарова безмерно. Она с утра ездила за ним в общественном транспорте, и он в который раз за сегодняшний день пожалел, что не взял из ремонта свою машину. Впрочем, девчонка такая настырная, что он не сомневался — в этом случае она преследовала бы его на такси.
Дважды он пытался подойти к ней и заговорить, но она тут же отворачивалась с таким видом, будто он к ней приставал, а она не знала, как от него отвязаться. Естественно, подобное поведение лишь еще больше бесило Сахарова.
Наконец он сделал ход конем: посетив третьего свидетеля, он спустился по лестнице и зашел в закуток у почтовых ящиков. А когда девчонка, думая, что он уже ушел, пробегала мимо, схватил ее за руку и прижал к стене.
— Ну? — со злобной усмешкой спросил он. — Что тебе надо от меня?
— Кто вы? Пустите! — Она опять попыталась изобразить из себя невинную жертву маньяка Сахарова, но на этот раз у нее ничего не вышло.
— Ну? — повторил Сахаров, вдавливая ее в почтовый ящик.
—
С неожиданной для такой хрупкой фигуры силой она оттолкнула его, но убегать не стала.
Прислонившись спиной к стене, она сунула руки в карманы джинсов и все с той же усмешкой принялась рассматривать Сахарова в упор. Ее серые глаза сверлили его так нагло, что он едва удержался от того, чтобы щелкнуть ее по лбу.
— Тьфу! — обозлился он. — Кто ты такая?
Она напустила на себя важный и вместе с тем таинственный вид, словно была по меньшей мере принцесса, вынужденная жить в Москве инкогнито.
— Молчишь? — Сахаров зловеще сдвинул брови. — Ничего! Скоро заговоришь. Не остановить будет... Идем со мной.
— Зачем? — Она сделала шаг назад. — Отпечатки пальцев возьмешь? Не дам. Я рецидивистка, третий год в бегах. Не хочу обратно в тюрьму.
Это была пуля, не убившая оперативника, но ранившая, и очень больно: откуда эта девчонка узнала, кто он? Неужели он так похож на сыщика, что его может вычислить даже такой ребенок?
Сахаров невольно скосил глаза на плечо. Нет, погон со звездами там не было. Обыкновенная джинсовая куртка, а под ней — обыкновенный вязаный свитер...
— Вот, — вдруг сказала она серьезно и протянула ему свернутую в трубочку тетрадку.
— Что это?
— Допросы свидетелей, — скромно ответила девчонка.
— Так, — вздохнул Сахаров. — А ну пойдем...
— Куда? — вскинулась она.
— В бар. Здесь рядом есть один, недорогой. У меня с собой рублей пять, на кофе хватит.
Она посмотрела на него недоверчиво. Затем пожала плечами и кивнула, соглашаясь.
Мирно, рядом, они вышли из дома и направились в маленький бар на другой стороне улицы.
Там было почти пусто. Только в одном углу сидела парочка влюбленных — оба мужчины, да за столиком посередине пила коньяк дама неопределенного возраста.
Сахаров провел свою новую знакомую в самый дальний угол, прошел к стойке, взял две чашки кофе и одно пирожное — для нее. Он был воспитанным человеком, поэтому терпеливо подождал, когда она съест «корзиночку», и только потом задал первый вопрос:
— Как тебя зовут?
— Тоня Антонова, — сразу ответила она. — А тебя?
Оперативник Сахаров смутился. Даже слегка покраснел.
— Коля... — неуверенно сказал он. — Или Ваня. Как тебе больше нравится.
Дело в том, что у Сахарова было довольно редкое, полудрагоценное имя — Оникс. Причем его папу звали Володей, и вот этого Сахаров не мог ему простить. Если б и папу звали как-нибудь необычно, то тогда можно было бы понять ход его мыслей, а тут... Оникс Владимирович — ну что это такое? Естественно, начиная со школьной скамьи его имя извращали как могли. То называли Рубином Ильичом, то Кварцем Семеновичем, а то и Алмазом Ивановичем. Кому это понравится?