Смерть приходит в конце
Шрифт:
Девчушка убежала, и Иза нетерпеливо кивнула Хенет.
— Я хотела показать тебе вот это, Иза. Иза уставилась на предмет, который протягивала ей Хенет. Это была небольшая шкатулка для украшений с выдвижной крышкой, которая запиралась на две застежки.
— Ну и что?
— Это ее. Я нашла эту шкатулку только что — в ее покоях.
— О ком ты говоришь? О Сатипи?
— Нет, нет, Иза. О другой.
— О Нофрет, хочешь ты сказать? Ну и что?
— Все ее украшения, горшочки с притираниями и сосуды с благовониями, словом, все было замуровано вместе с ней.
Иза
— Ничего здесь особенного нет, — сказала Иза. — Наверное, не заметили, когда собирали вещи.
— Бальзамировщики забрали все.
— Бальзамировщики заслуживают доверия не больше, чем все остальные. Забыли, и все.
— Говорю тебе, Иза: этого не было в комнате, когда я туда заходила.
Иза пристально взглянула на Хенет.
— Что ты хочешь сказать? Что Нофрет вернулась из Царства мертвых и обитает у нас в доме? Ты ведь не глупа, Хенет, хотя иногда и прикидываешься дурочкой. Зачем тебе надо распространять эти сказки?
Хенет многозначительно покачала головой.
— Мы все знаем, что случилось с Сатипи и почему.
— Возможно, — согласилась Иза. — Не исключено, что кое-кто из нас даже знал об этом раньше. А, Хенет? Я всегда считала, что тебе лучше других известно, как Нофрет повстречалась со своей смертью.
— О Иза, неужто ты способна подумать…
— А почему бы и нет? — перебила ее Иза. — Я не боюсь думать, Хенет. Я видела, как последние два месяца Сатипи, крадучись, ходила по дому до смерти перепуганная, и со вчерашнего дня меня мучает мысль, что кто-то, наверное, знал, что Нофрет убила она, и этот кто-то угрожал Сатипи рассказать об этом Яхмосу, а может, и самому Имхотепу…
Хенет визгливым голосом разразилась клятвами и заверениями своей невиновности. Иза выслушала ее, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, и произнесла:
— Я нисколько не сомневалась в том, что ты не признаешься. И сейчас этого не жду.
— С чего ты взяла, что мне есть в чем признаться? С чего, спрашиваю я тебя?
— Понятия не имею, — ответила Иза. — Ты совершаешь много поступков, Хенет, которым я никогда не могла найти разумного объяснения.
— По-твоему, я пыталась заставить ее платить мне за молчание? Клянусь Девяткой богов…
— Оставь богов в покое… Ты, Хенет, честна настолько, насколько тебе позволяет твоя совесть. Вполне возможно, что тебе ничего неизвестно об обстоятельствах смерти Нофрет. Зато ты знаешь почти все, что происходит в доме. И доведись мне давать клятву, то я готова поклясться, что ты сама подложила эту шкатулку в покои Нофрет — только зачем, я представить себе не могу. Но причина есть… Своими фокусами ты можешь обманывать Имхотепа, но меня тебе не обмануть. И не ной. Я старуха и не выношу нытья. Иди и ной перед Имхотепом. Ему вроде это нравится, хотя почему, знает только Ра.
— Я отнесу шкатулку Имхотепу и скажу ему…
— Я сама отдам ему шкатулку. Иди, Хенет, и перестань разносить по дому глупые слухи. Без Сатипи стало гораздо тише. После смерти Нофрет оказала нам куда
— Что случилось? — требовательно спросил Имхотеп, мелкими шажками вбегая в покои Изы мгновение спустя. — Хенет очень расстроена. Она пришла ко мне вся в слезах. Почему никто в доме не желает по-доброму относиться к этой преданной нам всем сердцем женщине?
Иза только рассмеялась своим кудахтающим смехом.
— Ты обвинила ее, насколько я понял, — продолжал Имхотеп, — в том, что она украла шкатулку с украшениями.
— Так она сказала тебе? Ничего подобного. Вот шкатулка. По-видимому, она нашла ее в покоях Нофрет.
Имхотеп взял шкатулку.
— Да, та самая, что я ей подарил. — Он открыл шкатулку. — Хм, да тут почти ничего нет. Бальзамировщики поступили крайне небрежно, позабыв положить ее в саркофаг со всеми остальными вещами Нофрет. При том что Или и Монту так дорого запрашивают за свои услуги, можно было, по крайней мере, ожидать, что они не допустят подобной небрежности. Ладно, слишком много шума из-за пустяка — вот чем все это мне представляется.
— Совершенно справедливо.
— Я отдам эту шкатулку Кайт — нет, не Кайт, а, Ренисенб. Она всегда относилась к Нофрет с почтением.
Он вздохнул.
— Эти женщины с их бесконечными слезами, ссорами и пререканиями — от них никогда нет покоя.
— Зато теперь, Имхотеп, одной женщиной стало меньше.
— И вправду. Бедный Яхмос! Тем не менее, Иза, мне кажется, что, быть может, это и к лучшему. Сатипи рожала здоровых детей, что правда, то правда, но женой она была плохой. Конечно, Яхмос сам виноват: он многое ей позволял. Что ж, с этим покончено. Должен сказать, что в последнее время я очень доволен Яхмосом. Он куда больше полагается на собственные силы, стал менее робким, некоторые принятые им решения превосходны, просто превосходны…
— Он всегда был хорошим, послушным мальчиком.
— Да, да, но в то же время медлительным и побаивающимся ответственности.
— Ты сам лишал его ответственности, — сухо заметила Иза.
— Ничего, зато теперь все будет по-другому. Я сейчас составляю распоряжение, согласно которому все три моих сына станут моими совладельцами. Папирус будет написан через несколько дней.
— Неужели и Ипи тоже?
— Откажи я ему, он был бы глубоко оскорблен. Такой добрый, ласковый мальчик!
— Да, вот в нем медлительности нет, — заметила Иза.
— Именно. Да и Себек и я часто бывал недоволен им в прошлом, но в последнее время он тоже заметно изменился. Перестал бездельничать и больше прислушивается к нашему с Яхмосом мнению.
— Хвалебный гимн, да и только, — отозвалась Иза. — Что ж, Имхотеп, должна признаться, по-моему, ты поступаешь правильно. Нехорошо, когда сыновья недовольны своим положением. И все же я считаю, что Ипи слишком молод для того, что ты задумал сделать. Зачем наделять мальчика его возраста такими правами? А что, если он станет ими злоупотреблять?