Смерть ростовщика
Шрифт:
Когда мы вошли в его дом, он открыл комнату для гостей. Я сел к сандалу и с удовольствием протянул ноги к огню.
Бай принес чай и хлеб, поставил все на столик, сам сел с другой стороны, и мы принялись за чаепитие.
Он все еще молчал, изредка бросая на меня взгляд. Кроме нас двоих, не было ни души. Мне стало тягостно сидеть молча, и я спросил:
— Где ваш сын?
— В лавке, — ответил бай и прибавил: — Ведь когда я ухожу, он заменяет меня. Нельзя же днем запереть лавку.
— А почему же вы в разгар торговли оставили лавку и ушли домой?
— У меня к вам важное дело.
Я был озадачен: какое же дело может быть у бая ко мне?
— Что же у вас за дело ко мне? — спросил я, будучи не в силах выдержать неведенье.
— Да, да, — как бы очнувшись, проговорил старый торговец. — Есть у меня просьба, не знаю только, исполните вы или нет...
— Если смогу...
— Если кто и сможет — только вы один!
— Ну, хорошо, скажите же, что это за просьба?
— Я хочу, чтобы вы съездили в селение Розмоз Вабкентского тумана.
— От Бухары до Розмоза подальше, чем от моей кельи до вашего дома. Тридцать две версты! Добраться туда в такой мороз не просто!
— Вы отправитесь не пешком! Я оседлаю для вас свою лошадь.
— Одежда у меня легкая, промокнет и от дождя и от снега, суконного халата или специального дождевика у меня нет.
— Это пустяки. Я дам вам свой хороший суконный халат, через него не проникнет ни холод, ни сырость, — сказал бай и опять погрузился в размышления. Возможно, он испугался, подумав, что я сочту после этого его халат своей собственностью. И верно, минуту спустя он прибавил:
— Я отдал бы вам свой халат насовсем, но беда в том, что нет у меня другого. Я отблагодарю вас чаем или деньгами — в безвозмездных услугах я не нуждаюсь...
— Положим, если уж я возьмусь выполнить вашу просьбу, то не за плату, а из дружеских чувств к вашему сыну. Умный человек из-за денег себя в такую погоду губить не станет!
— Хвала вам, домулло{15}, — сказал бай обрадованно. — Я слышал, что гиждуванцы во имя дружбы готовы идти на смерть. Оказывается, это правда!
Бай коснулся моей слабой струнки. В то время я был еще очень глупым гиждуванцем и считал, что если гиждуванец чего-нибудь не выполнит во имя дружбы, то это опозорит всех его соотечественников. В этот момент мне показалось, что, если я не выполню просьбу отца моего друга, земляки-гиждуванцы непременно скажут: «Ты не пошел ради дружбы путем, показавшимся тебе трудным, тем самым ты опозорил имя гиждуванцев, унизил нас перед горожанами. Тьфу на тебя!» Эти размышления заставили меня решиться:
— Ну ладно, это путь дружбы. Что бы ни случилось, я поеду!
Увидев, какое впечатление произвела на меня его ловкая лесть, бай решил одурачить меня еще больше:
— Был у меня слуга по имени Абдунаби, верный и бесстрашный. Вы ведь знаете: он заболел, ушел к себе в селение и умер. Мой сын, увы, не отличается столь мужественным характером, чтобы в зимнее время, когда поля и степи безлюдны, решиться ехать за тридцать две версты. В Розмоз же, где большинство жителей из рода Файзи Святого [16] , не поедет в это время года не
16
Файзи Святой– известный разбойник из селения Розмоз. Он в одиночку грабил дома богачей и отнимал у сборщиков собранный ими налог.
— Все это мне ни по чем! — воскликнул я со свойственным гиждуванцам бахвальством. — Не то что потомки Файзи Святого, но если даже он сам воскреснет и преградит мне дорогу, я сумею сказать ему: «Посторонитесь!»... А когда надо ехать?
— Сегодня, сейчас!
— Ведь уже поздно. Пока я соберусь и выеду, будет час дня, до темноты останется всего четыре часа. В Розмоз за этот срок нельзя доехать в такую погоду. Дорога очень тяжела...
— Трудность этого дела в том и состоит, что надо съездить туда именно сегодня. Завтра вы привезете сюда двух человек. Они нужны здесь в четверг утром. Если все это не будет сделано к назначенному времени, смысл поездки теряется.
— Эх, — вскричал я, — будь что будет!
Бай пошел седлать лошадь, а я сидел, обдумывая предстоящее мне дело, и живо представил себе тридцатидвухкилометровую дорогу, всю занесенную снегом и покрытую льдом...
Вскоре бай вернулся в комнату и высокопарно произнес:
— Милости прошу, конь готов!
— Но объясните в конце концов — к кому же я еду и каких двух человек должен привезти сюда? — спросил я.
Бай рассмеялся:
— Верно, верно! Вот старческая рассеянность! За хлопотами я забыл объяснить! — промолвил бай. Пошарив рукой в боковом кармане, вынул оттуда запечатанное письмо и передал его мне. — В Розмозе есть весьма почтенный человек, арбоб{16} Хотам. Вы заедете прямо к нему. Отдайте ему это письмо вместе с пачкой чая, которую я положил в ваш хурджин. Он найдет нужных мне людей и отправит их с вами.
Я сунул письмо во внутренний карман, надел толстый суконный халат бая и вышел из комнаты. Бай перекинул через седло хурджин, отвязал лошадь, взял ее под уздцы и вывел на улицу.
Я сел в седло и взял из рук бая камчу{17}. Он вытащил из-за пазухи хорошую домашнюю лепешку и, подавая ее мне, сказал:
— В пути очень хорошо иметь при себе хлеб. Заключенная в нем благодать охраняет путника от опасностей.
Затем он молитвенно поднял руки и провел ладонями по лицу:
— Пусть пошлет вам бог светлый счастливый путь!
Я положил лепешку за пазуху и погнал лошадь.
Было очень трудно ехать по улицам города, заваленным сугробами снега. Поэтому я поторопился выехать на большую проезжую дорогу, ведшую к Мазарским воротам, хотя это было не совсем по пути. Выехав из городских ворот, я погнал лошадь у самой стены, миновал площадь Машки Сарбаз [17] , выехал к Самаркандским воротам, а оттуда уже шла прямая проезжая дорога на Гиждуван.
17
Площадь, где происходили военные учения; сарбаз — бухарский солдат, завербованный в эмирское войско и получавший ежемесячную плату.