Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
негромко ей рассказывала. И, по смыслу ее рассказа, у его молодой жены тоже было
печальное, задумчивое и благочестивое лицо, но когда пастор вошел, она с такой
быстротой вскинула на него живые, черные, как у жаворонка, глаза, что Кросс невольно
улыбнулся. "Ну что ж, подумал он, - у Мэри хороший муж - разве ей понять эту
несчастную?"
– Вот так и живем!
– громко, со скорбной иронией окончила Анна Шекспир, уже прямо
глядя на пастора.
– Здравствуйте,
старушечьи...
– и она сделала движение встать.
– Сидите, сидите!
– учтиво испугался пастор.
– А я вот тут, - и, пододвинув третье
кресло, он сел с ними рядом.
Матушке Анне Шекспир только недавно исполнилось пятьдесят пять, у нее было
плоское лицо, большие, крестьянские руки с узловатыми, тупыми пальцами и черты
резкие и прямые, как у старой деревянной Мадонны, завалявшейся на чердаке еще со
времен Марии Католички. И голос у матушки Анны был тоже по-крестьянски грубый и
звучный, но когда она горячилась или смеялась, то все ее неподвижное лицо озарялось
изнутри блеском крупных, круглых зубов. Посмотришь на такую бабищу и подумаешь:
"Такая, если что не по ней, сразу сгрызет".
И, судя по рассказам, Анна в девках и верно была такой, но прошли года, народились
крикливые дети, незаметно подошла старость, и вот произошло "укрощение строптивой": теперь Анна робела и перед голосистыми дочерями, когда они начинали орать друг на
друга и начинали требовать то того, то другого (их у старухи было две - Сюзанна и
Юдифь), то перед мужем Сюзанны - противным, самоуверенным человеком с наглой и
вежливой улыбочкой шарлатана (он и в самом деле был доктор), то перед своим блудным
мужем - молодящимся лондонским хлыщом в плаще и с дворянской шпагой на боку. Его-
то пастор просто ненавидел. В три года раз он вдруг вспоминал, что в родном захолустье у
него осталась семья, дом, - два дома даже, старый и новый, - старуха жена, которая старше
его на семь лет, и две взрослые дочери, и на все это надлежало бы взглянуть хозяйским
оком. И тогда он с легкостью театрального предпринимателя, для которого все на свете
одинаково важно и на все равно наплевать, доставал где-то лошадь и верхом прискакивал в
Стратфорд. Пастор видел его несколько раз (в последнее время он что-то зачастил).
Шарлатан был тогда одет джентльменом, кутался в тонкий зеленый плащ и звенел
шпорами. Стоя в церкви, он расточал улыбочки и с величайшей готовностью
раскланивался на все стороны. Уж по одной улыбочке можно было понять, из какого
гнезда вылетела эта птица и много ли ей дела до старухи жены, двух дочерей, скромной
апостольской
голосистая и здоровая, как медведица, дурища, ходила перед ним на цыпочках и млела от
одного его голоса. А от чего тут млеть, скажите пожалуйста, на что тут смотреть?!
И, откашлявшись, пастор сказал:
– Живете-то вы неплохо, матушка! Я недавно проходил мимо вас и любовался домом.
Такой дом тысячу лет простоит. Мэри, - обратился он к жене, а ты бы...
И его понятливая жена сейчас же плавно встала со стула и сказала:
– Миссис Анна, так, значит, вы потом пройдете на кухню, я вам кое-что покажу.
Когда она ушла, Анна подняла на пастора большие желтые, как у умной собаки, глаза
и посмотрела прямо, скорбно и просто.
– Ну, значит, приезжает?
– бодро спросил Кросс, подвигаясь к Анне.
Та кивнула головой.
– Да, я уже слышал, у них там театр сгорел, что ли?.. Что, письма от него не
получали?.. Ах, получили все-таки! А ну, покажите-ка!..
Анна протянула пастору сложенный лист бумаги. Тот развернул его, пробежал глазами
и положил ей на колени.
– Ну, а что говорят дочери?
– спросил он, и по тому, как старуха замедлила с ответом, понял: говорят они неладно.
– Ну, да-да, - понятливо кивнул он головой, разговоры-то, конечно, идут у вас всякие, и
я представляю...
– Юдифь говорит, - тяжело выговорила старуха, - пришло время, так он и о доме
вспомнил, кутилка!
Юдифь была младшая, незамужняя дочь. Она отца терпеть не могла, а мать свою ела
поедом.
– Так? А Сюзанна?
– спросил пастор.
Анна только рукой махнула.
– Но она, кажется, вообще недолюбливала отца, вскользь вспомнил пастор.
– Я помню, когда вы еще покупали дом... там что-то такое было...
– Ну, тогда-то она, положим, долюбливала!
– с горечью воскликнула старуха.
– И все
"они его тогда любили! Ну как же! Бывало, покоя не дают: "А когда папа приедет?", "А
когда папа приедет, подарки нам привезет?" Вот как было тогда! А как стали-то
повзрослее...
– Да, - сказал пастор задумчиво, - дочери повзрослели и отошли от отца. Когда наши
дети вырастают, они начинают судить нас. Да, так и бывает в жизни!
– Ну, да что там говорить, он всегда о нас заботился, - грубовато отмахнулась старуха
от благочестивых слов пастора.
– Мы только благодаря ему всегда имели верный кусок
хлеба. Это-то почему они забывают?!
Пастор невольно улыбнулся. Анна была состоятельной женщиной - с домами, землей,