Собака из терракоты
Шрифт:
– Да я был максимально вежливым! Я угостил их пивом с бутербродами!
– Мне жаль тебя огорчать, но, несмотря на пиво и бутерброды, дело дойдет до высоких инстанций. К тому же, не убивайся, Шакитано, твоей вины тут нет. Горбатого могила исправит.
– В каком смысле?
– В том смысле, что раз ты дерьмом уродился, то не можешь сделаться конфеткой. Я требую письма, на мое имя, в котором ты всячески превозносишь моих людей. И хочу получить его до завтра. Привет.
– Думаешь, если я напишу письмо, начальник полиции не даст делу ход?
– Скажу тебе честно:
Он отвел душу и почувствовал себя лучше. Позвал Катареллу.
– Доктор Ауджелло в кабинете?
– Никак нет, но только-только звонил. Сказал, если подсчет его верный, он на расстоянии десяти минут и через десять минут в управление прибудет.
Монтальбано воспользовался этим временем, чтобы заняться подложным отчетом, настоящий он уже написал у себя дома накануне ночью. Через некоторое время Ауджелло постучал и вошел.
– Ты меня искал?
– Тебе очень трудно приходить на службу чуть-чуть пораньше?
– Извини, но дело в том, что я был занят сегодня до пяти утра, а потом, когда вернулся домой, задремал – и привет.
– Занят с какой-нибудь шлюхой из тех, что в твоем вкусе? Чтоб весу в ней было не меньше ста двадцати кило?
– Но Катарелла разве тебе ничего не сказал?
– Сказал, что придешь с опозданием.
– Сегодня ночью около двух тут произошла автоавария со смертельным исходом. Я поехал на место и не хотел тебя поднимать, поскольку дело для нас несущественное.
– Для погибших, наверное, существенное.
– Погибшего, одного только. Летел по спуску Катена сломя голову, видно, тормоза отказали, и попал под грузовик, который в противоположном направлении поднимался в гору. Бедолага, умер на месте.
– Ты его знал?
– Конечно знал. И ты тоже. Кавалер Мизурака.
– Монтальбано? Мне сейчас звонили из Палермо. Не только необходимо провести пресс-конференцию, но важно, чтобы она имела некоторый резонанс. Нужно для их планов. Приедут журналисты из других городов, сообщение передадут в национальных выпусках новостей. Дело серьезное, одним словом.
– Хотят показать, что новое правительство не ослабляет борьбу с мафией, что, напротив, борьба становится еще более интенсивной, передышки не будет…
– Монтальбано, что это с вами?
– Ничего, читаю заголовки послезавтрашних газет.
– Пресс-конференция запланирована на завтра в двенадцать. Хотел предупредить вас заранее.
– Благодарю вас, синьор начальник полиции, но я-то тут при чем?
– Монтальбано, я человек добрый и терпеливый, но до определенного предела. Вы тут при чем, и еще как при чем! Не ребячьтесь!
– И что я должен говорить?
– Да боже праведный! Скажете то, что написали в отчете.
– В котором?
– Я что-то не расслышал. Что вы сказали?
– Ничего.
– Постарайтесь говорить внятно, членораздельно, не глотайте слова, не сидите опустив голову как можно ниже. Ах да, руки. Решите раз и навсегда, куда их девать, и держите их там все время. Не делайте так, как в
– А если у меня спросят?
– Конечно, у вас спросят, если выражаться вашим слогом. На то они и журналисты. Всего хорошего.
Слишком растревоженный случившимся и тем, что еще должно было случиться назавтра, он не мог усидеть в комиссариате. Вышел, завернул в свою обычную лавку, прихватил солидный кулек смеси из поджаренных и подсоленных тыквенных семечек, турецкого гороха, бобов и китайских орешков и направился в сторону мола. Когда он оказался у подножия маяка и уже повернул, чтобы возвращаться назад, то столкнулся нос к носу с Эрнесто Бонфильо, владельцем турагенства и большим другом только что погибшего кавалера Мизураки.
– Можно еще что-нибудь сделать? – почти накинулся на него Бонфильо.
Монтальбано, который пытался вытащить кусочек арахиса, застрявший в зубах, поглядел на него остолбенело.
– Я спрашиваю, можно ли еще что-нибудь сделать, – повторил Бонфильо, в свой черед взглянув на него косо.
– Сделать в каком смысле?
– В смысле моего дорогого усопшего.
– Угощайтесь, – сказал комиссар, протягивая ему фунтик.
– Спасибо, – ответил тот, беря пригоршню семечек и орехов.
Пауза позволила Монтальбано получше сообразить, с кем он имеет дело: в придачу к братской дружбе, связывавшей его с кавалером, Бонфильо был человек, который исповедовал самые что ни на есть правые идеи, и с головой у него не все обстояло благополучно.
– Вы говорите о Мизураке?
– Нет, о моем дедушке.
– И что, по-вашему, должен делать я?
– Арестовать убийц. Это ваш долг.
– И кто будут эти гипотетические убийцы?
– Не будут, есть. Я имею в виду руководство провинциальной фракции этой партии, которая была недостойна иметь его в своих рядах. Они его убили.
– Простите, разве это не был несчастный случай?
– А вы, выходит, убеждены, что несчастные случаи происходят случайно?
– Ну да, что-то в этом роде.
– Вот и ошиблись. Человек, он притягивает несчастные случаи, и кто-нибудь всегда наготове, чтоб их ему обеспечить. Приведу один пример просто для ясности. Мими Крапанцано умер в феврале нынешнего года, плавал и утонул. Несчастный случай. А теперь я прихожу и спрашиваю: сколько лет было Мими, когда он утонул? Пятьдесят пять. Почему ему захотелось в такие годы показывать свою удаль и лезть в воду в мороз, как он поступал, когда был мальчишкой? И вот вам ответ: потому что он женился, четырех месяцев не прошло, на молоденькой из Милана, двадцать четыре года, и эта молоденькая возьми да спроси, когда они прохаживались по берегу моря: «Дорогой, а правда, что ты в феврале купался в такой холод?» «А как же», – отвечает Крапанцано. Тут молодка, которой, ясное дело, старик уж поднадоел, вздыхает. «Что такое?» – спрашивает, как последний дурак, Крапанцано. «Экая жалость, что теперь я этого больше не увижу», – говорит эта стерва. Крапанцано, слова не проронив, как разделся – и бултых в воду. Понятно?