Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Боков Виктор Федорович

Поющий памятник

Неслыханно, чтоб памятник запел! Но было так. Я лично это слышал. Не для луны, не для небесных тел Он ночью на опушку леса вышел. Весь день томился на большой жаре И раскалился всем своим металлом. Не в окруженье лета, в январе Уставшая душа его летала. Он звал к себе живых, земных людей Звенящим алюминием конструкций. Губами горя он кричал: — Скорей! От

жажды и жары сосуды рвутся! — Иду! — тотчас ответил быстрый Днестр. — Спешу на помощь! — Прут-река сказала. И зазвучал невидимый оркестр, И стала отдыхать душа металла. Он остывал, как танк среди войны, Как после боя кони вороные, И музыка полей и тишины Залечивала раны боевые. И памятник, как баховский орган, Через поля, леса, дороги, дали Пел о бессмертной славе молдаван, Что жизнь свою за Родину отдали! 1972

Могила Гагарина

Его могила необычна. Она в лесу, она в корнях, Я убедился в этом лично, Я посетил ее на днях. Стоял, задумавшись в печали, Как мать, о Юрии скорбя. А за поникшими плечами Синело небо октября. Где падал он — там ключ пробился, Колодец ключевой возник. Так, значит, Юрий вновь родился, И он не Юрий, а родник! Идут к нему седые старцы И воду черпают в кувшин, Солдаты — те снимают каски, Молчат молчанием мужчин. Березы стали колыбелью И усыпальницей его, — Они березовой шинелью Укрыли сына своего. Ты должен съездить в лес печальный, Пока свежи его следы, И выпить в клятвенном молчанье Глоток гагаринской воды! 1972

Любил я

Любил я! Какие свиданья имел, Когда приезжал на каникулы летом. Какими цитатами важно гремел, Поскольку не думал, что буду поэтом. Я брал балалайку и пел и страдал Под окнами той, что красою гордилась, И в самое сердце ее попадал, Она выходила и рядом садилась. Что было! Пьянела моя голова, Трубили архангелы в звонкие трубы. Все то, что теперь выражают слова, Тогда выражали и руки и губы. «Ты можешь?» — она вопрошала. «Могу!» — «На подвиг великий согласен?» — «Согласен!» И веткой хлестала мне по сапогу, Теперь-то я знаю, что был я прекрасен. Я

шел и шатался. Я плакал и пел. И пестовал чувство, как чистое чудо. Дверь мать открывала: «Ты что, заболел?» — «Да, мама!» — «А что с тобой?» — «Это простуда». Несла она только что вынутый мед, И пахло от чая божественно вкусно. Но кто никогда не любил, не поймет, Что значит святое, великое чувство. И я повторяю, как проповедь, вновь Для вас, самых юных и искренних граждан, Что самое главное в жизни — любовь! А все остальное не так уже важно! 1972

* * *

Читатель! Будь мне другом, Опорой и душой, Пойдем со мною лугом, Где я косил косой. Где мужики кричали: — Не отставай, браток! — И крепко выручали Хлеб и воды глоток. Пойдем с тобою лесом, Который за холмом. Тебе я с интересом Все расскажу о нем. Пойдем с тобою полем, Где рожь и где овес, И мы себе позволим Расплакаться до слез. Родная мать, бывало, Играючи серпом, Мне песни напевала, Могу ль забыть о том?! Пойдем с тобою цехом, Где мой станок стоял, Где я стихом и смехом Рабочих забавлял. Текла стальная стружка, А сам я был каков! Из уст моих частушка Летела вдоль станков. Пойдем по океану На сейнере морском, Я в море не устану Кипеть в котле людском. Давай закинем сети, Да ты не спи, вставай! Зайдет к нам на рассвете Серебряный товар. Читатель мой, ну где ты? Откликнись, друг ты мой! Учти — не все поэты Так дорожат тобой! 1972

Три травы

Три травы дала знахарка И сказала: — Пей всегда! Я не вру тебе нисколько, Я стара, и я седа! Стал я пить зеленый, травный, Горьковатый, терпкий сок, И прорезался исправный, Очень звонкий голосок. Легче стало мне дышаться, Бегать, лазить и ходить, Стали все дела решаться Вовремя, как надо быть.