Сокровища Валькирии. Звездные раны
Шрифт:
— Скоро месяц, — прошептал Безбожко, свесив голову. — Видишь, пока еще держусь. Некоторые и того меньше, но уже в полном отрубе, ничего не понимают. Им уже нравится здесь. А есть ничего, нормальные, только им видишь — бубнового туза на спину шьют, это вместо полосатых курток…
— В куполе долго продержат? Раньше-то можно отсюда уйти? Или нет?
— После карантина отберут тех, кто подпишет долгосрочный контракт. Поселят в отдельных квартирах и сделают натуральными рабами! И называются они после этого Белые Братья. Первая русская община свободных тружеников! Здоровый образ жизни у них как вера, понимаешь? Как религия. По утрам зарядка, потом молитвы поют, труд славят — как идиоты! И денег уже не спрашивают. Коммунистам за семьдесят лет не удалось сделать того, что эти братья за месяц с человеком делают… Их уже тысяча
— Чем вы тут занимаетесь?
— В основном метро копаем. Не копаем, конечно, а взрывчаткой рвем…
— Алмазы добываете?
— Добывают Белые Братья. Пока в карантине — не доверяют. И зачем ты залез сюда? В Латанге попал в ловушку?
— Нет, я знал, куда еду, — вздохнул Опарин. — Не ожидал, что идею мою перехватили…
— Твою идею?
— Здесь же родина человечества, Беловодье…
— Зона тут, с особым режимом!.. И вырваться невозможно. — Безбожко всунул голову под кровать. — Уже пробовали, бунтовали, пытались разоружить охрану, вырваться. Стекла эти не разбить, пули не берут, а они сразу каким-то газом давят, от которого… ну, сразу в штаны наделаешь, все расслабляется. И из ружей бьют, резиновыми пулями и картечью. В общем, уделались, задавили нас, организаторам бубновых тузов на спину…
— Нелогично.
— Что тебе нелогично?
— Селить бунтарей вместе с новенькими. Наоборот, изолировать надо.
— Специальный расчет. Так легче выявить склонных к бунту и побегу. Мы как раздражители здесь сидим. Тут за всеми секут… Короче, из карантина не уйти.
— Я бежать не собираюсь пока, — прошептал Опарин. — Мне бы все посмотреть, оглядеться…
— Надо прикинуться, что сломался, переселят в квартиру, — стал терять интерес к нему бывший солагерник. — Но это не так-то просто, глады тестируют, а в тестах такие вопросы — раскусывают сразу… Зачем тебе это? Там как в одиночке, потому что кругом одни суки, стучать будут каждый шаг. Здесь свободнее, заполз к кому-нибудь под кровать и поговорил. Они не успели еще аппаратуру установить. А все квартиры радиофицированы, полный контроль, на ночь включается центральный замок.
— Как это — центральный?
— Ну, как на машине: кнопочку на пульте нажал — все двери заперлись, — пояснил Безбожко. — Бежать можно только когда на смене, из рабочей зоны. У меня три надежных человека есть, еще бы парочку. В общаге они, полсотни самых ярых бубновых тузов там сидят. Но к ним не прорваться, глады никого не подпускают, и работают они отдельно…
— Глады? Это что, охранники?
— Нет, главы администраций, что-то вроде прорабов. Бывшие суки, но которые уже с потрохами продались, осознанно. — Эдик еще ниже спустил голову под кровать, глаза стали наливаться кровью. — Я все придумал. Есть два варианта: один шумный, с захватом города, второй тихий, и нужно человек пять-шесть. В городе комендантский час с десяти и до семи утра. Патрулируют надзиратели и эти суки, вроде как дружинники. Прорываться сквозь проволоку и бежать по тундре бессмысленно. На вертолете догоняют в десять минут, это уже было… Видал, на аэродроме стоят несколько «этажерок», «авиатики», но это все игрушки. Есть только две серьезных машины, «восьмерка» и полярная «шестерка» с дополнительными баками. Куда-то они далеко летают… Есть человек, профессиональный летчик, любую поднимет… Только там охрана с автоматами, по два человека ночью и дежурные пилоты. Это не много, справимся…
Шелестящий, призрачный голос заполнял все пространство, насыщал его, будто невесомая и неподвижная пыль в свете ночного солнца, не тревожа, не трогая слуха, вдыхался вместе с воздухом и, как кислород, усваивался в кровь:
— Все будет хорошо… Человек, идущий по узкому пути, ищет света… Кандидаты испытываются посвященными… Новый континент поднимается из океана…
— Мне рано бежать, — Опарин зажал свои чувства. — Если уж попал сюда, надо изучить опыт…
— Да тут же через три недели лето кончится! А бежать надо, пока снег не выпал!.. И пока мозги не съехали. Из последних сил держусь… Все происходит незаметно, как только потерял контроль над собой — все, ты уже Белый Брат. — Безбожко
— Кто этим занимается?
— Продвинутые. Особая каста. — Он тоскливо выматерился. — Есть такая порода людей, ссученных от рождения… Погоди, после подъема придут. Каждый раз приходят, как новую группу привозят, выискивают интеллекты. У них право первой ночи.
— Находят?
— Почему нет? Находят… Не знаю, кого больше в нашем народе: ссученных или гениев. Но ссученные гении попадаются часто. Им все равно, что делать и на кого работать. Самые продажные твари — ученые. Видите ли, у них мозги, интеллект! Достояние общечеловеческое!.. Все, что здесь придумано, — система содержания, воспитания, наказания… да и вообще сама идея этого долбаного общества будущего, — их ума дело! Был тут один, рядом со мной жил, жрал, спал, на долю жаловался, а продал, ублюдок, из-за одного тщеславия! Ладно бы, с голоду сдыхал… Мозги у него действительно есть. Хоть иезуитские, но есть. Я такой выход отсюда нашел, можно было спектакль устроить этому братству и на волю рвануть — сдал… По первому ряду каждое второе стекло очень просто вынималось, аварийные выходы. Так он определил это по лишайнику!.. И вместо того чтобы разом выйти толпой из-под купола и город захватить, перед продвинутыми умом блеснул. Стекла теперь на болты посадили…
Безбожко вдруг замолчал, и Опарину показалось, уснул. Он выбрался из-под кровати, присел у изголовья на корточки, — бывший солагерник лежал с открытыми глазами и слушал воркующий, пронизывающий сознание голос.
— Не бойся, я не сдам, — заверил Сергей. — Но пойми ты, я должен разобраться и понять, что создали здесь братья Беленькие.
— Что за народ? Сам себе кандалы кует и радуется, — проговорил Безбожко, скорее, для себя. — Перед тобой вот рот раскрыл, а ведь гарантии никакой. Ты тоже из продвинутых… Да наплевать. Спокойный стал — вырвусь отсюда или нет, все равно… Но душу мутит — не с кем на волю бежать.
…Подъем сыграли через четверть часа, поздравили с наступлением нового трудового дня. Старожилы привычно выстроились на «плацу» и под ностальгически звучащую утреннюю гимнастику по радио стали делать зарядку. Потом под купол вошли десятка полтора людей в белых халатах и масках, каждому измерили давление, заглянули в рот, в глаза, каждому налили по бумажному стаканчику шипучей минеральной воды, кому-то выдали таблетки, сделали уколы — эдакий санаторно-конвейерный врачебный осмотр, а после «коробочного» завтрака всех выстроили в несколько колонн и повели на работу в разные стороны, но под одну и ту же пионерскую песню.
Новоприбывшие стояли в сторонке, смотрели на все это тоскливо и дико. Наконец, пришел и их черед строиться на плацу: зарядка для новеньких была полегче, врачебно-оздоровительный курс подольше (измеряли еще температуру и пульс после нагрузки), также выдали минералку, витамины и завтрак, — все по радиокомандам. Но прежде чем электрокар с завтраками поехал вдоль шеренги, к Опарину подошел человек в белой униформе.
— Сергей Опарин? — спросил он с ласковой улыбкой. — Очень рад! Я ждал вас…
— Моя фамилия — Титов, — с вызовом сказал он. — Я кузнец.
— Это ваш псевдоним, — униформист посмотрел на руки. — И вы уже давно тяжелее пера ничего не поднимали. Ступайте за мной!
Опарин вышел из строя, оглянулся на суету — жадные руки расхватывали коробки с платформы электрокара — и пошел к выходу из-под купола…
Вертолет был готов к полуночи: и так тесноватый салон Ми-2 был загроможден двумя дополнительными баками. Механики выбросили все пассажирские сиденья, и Насадному досталось место штурмана в пилотской кабине. Дара села за управление, и по тому, как она профессионально защелкала тумблерами и потом запустила двигатель, академик понял, что пилот им и в самом деле не нужен. Он не почувствовал момент отрыва от земли и ощутил полет, когда заметил, что яркие звезды на темном ночном небе пришли в движение. Он летал этим маршрутом сотни раз и во все времена года, и теперь, поднявшись над Латангой после длительного перерыва, наконец-то обнаружил то, что было здесь вечно и неизменно — звездный путь в Астроблему. Полярная звезда сияла высоко над горизонтом, Большая Медведица стояла почти в зените, над головой, и если мысленно провести прямую от звезды Мицар к Полярной, то получишь точный азимут движения.