Сокровища Валькирии. Звездные раны
Шрифт:
— Ты слишком старался сохранить огонь, — проговорила она. — И не замочил кисть правой руки. Теперь береги ее, как берег светоч. Это твое уязвимое место, твоя пята Ахиллеса.
Дева вывела его из мертвой воды, сама оставшись совершенно сухой, сняла с бедер полотнище ткани и принялась осторожно вытирать Мамонта, точнее, промокать влажные волосы и свинцовые капли на теле. Он же стоял, не ощущая ни своего тела, ни прикосновения ее рук; слегка мозжило только правую кисть, сжимающую древко факела.
Потом ведунья сдернула с него покрывало, и в тот же миг Мамонта опахнуло ветром, павшим с неба,
— Это вернулась твоя душа, — сказала Дева и бережно высвободила из его руки крепко зажатый факел.
Рядом с ней оказалась еще одна ведунья, неотличимая, как сестра-близнец, разве что опоясывающее бедра покрывала другого, красного, цвета и от этого полуобнаженное тело слегка отдавало розовым. Она взяла его за правую руку и он ощутил тепло ее ладони.
— Теперь ступай за мной.
Земли почти не было видно, бесчувственные ступни ног опутывала трава, затем с легким шуршанием посыпались камни. Сокол на плече изредка раскидывал крылья, удерживая равновесие, и глубже всаживал когти. Дева в белом шла с факелом впереди и освещала не дорогу, а пространство над головой. Сначала Мамонт увидел неясное розоватое свечение впереди и скоро ощутил под ногами ступени.
Ведущая также остановилась у сияющей воды, крепче стиснула руку.
— Перед тобой живая вода. Рождение — это всегда боль. Если станет невыносимо, кричи.
Он стиснул зубы и шагнул за ведуньей, словно в кипяток. Инстинктивно шатнулся назад и чуть не выдернул руку из ее руки, сокол на плече забил, затрепетал крыльями, пронизывая когтями мышцы; Дева удержала Мамонта в последнее мгновение — за мизинец.
— Не пройдешь сквозь живую воду, — останешься навсегда мертвым, бесчувственным, — ласково предупредила ведунья. — Сделай еще шаг, а третий будет легче.
После третьего шага вода достала горла, птица уже била крыльями беспрерывно, широко раскрывая клюв. Глаза ее подернулись мертвенной белой пленкой…
Дева тем временем была уже под водой. Мамонт разжал зубы, крикнул и почудилось, звезды дрогнули на небосклоне и дождем посыпались на землю. А сокол ударил в последний раз крыльями на свободе и потом забился где-то в груди, под ложечкой.
Огненная вода покрыла его с головой и сразу же отступила боль, ибо он весь превратился в рану.
По дну озера Мамонт сделал, казалось, всего один шаг и сразу же ощутил под ногой первую ступень лестницы, ведущей вверх.
Над землей всходило солнце, багровый шар лежал на горизонте и еще не лучился, и на его фоне плавилось и истекало раскаленной лавой огромное дерево.
Ведунья вывела его из воды, однако не обтирала ни волос, ни тела, и там, где не успели высохнуть и остались капли, возникли родимые пятна. Нестерпимый огонь обратился в легкое и даже приятное жжение, как если бы он из горячей парилки нырнул в холодную воду, и лишь саднило кисть правой руки да в груди все еще трепетали птичьи крылья.
Они поднялись на высокий берег, под дерево, одиноко стоящее среди травянистого поля, солнце приподнялось и пронизало лучами пенную многоярусную
— Нельзя спать! — предупредила Дева в красном. — Ты можешь больше не проснуться никогда. Слушай мои руки и пей молоко вечности.
Ощущение времени он потерял и потому часто спрашивал:
— Скоро? Долго еще?
Белый сок впитывался в тело, как в сухую губку, особенно в солнечном сплетении, где еще подрагивали соколиные крылья.
— Не спеши, — увещевала ведунья. — У тебя впереди — вечность.
Наконец, она окропила цветочным молоком лицо, ноги и левую руку; правую же лишь до запястья, потом набросила на Мамонта свое красное полотнище, покрыла с головой.
Голос ее прозвучал издалека:
— Теперь можешь спать… Тебя разбудит Валькирия и введет в Чертоги Святогора.
Вначале он обрадовался, слабеющей рукой нашел на груди медальон, зажал в кулак и ощутил назревающую волну противления, будто его уже вводили в эти Чертоги.
Он хотел крикнуть, напрягся, выталкивая из себя неуправляемый голос, однако почудилось, будто в иссохшей гортани шелестит горячий песок и губы спеклись от жажды…
15
Сначала послышался отдаленный нарастающий рокот, и через несколько минут над изумрудным альпийским лугом, над обезображенной его частью, прикрытой с неба камуфляжем, медленно и хищно закружил огромный камуфлированный военно-транспортный вертолет Ми-6, высматривая место для посадки.
И судя по тому, как сотрясалась земля, стелились маскировочные сети и травы, дрожали и вибрировали стены человеческого жилья, можно было не сомневаться — Ангел прилетел…
Он появился из грузового транспорта вместе с отозванным из отпуска нынешним главным геологом Менуховым, а с ним — двое работяг, уже из вертолета вышедших в рабочих рукавицах, готовых к трудовому подвигу. Несмотря на суровый запрет — и пешим-то не разрешали болтаться возле участка, — Ми-6 сел на открытый альпийский луг; вероятно, на демаскировку было теперь начхать или блюститель режима секретности Ангел мог себе позволить нарушить собственную инструкцию.
Впрочем, не только собственную. Зона Манорайской впадины была издавна закрыта для авиалиний, независимо, пассажирские это были рейсы или полеты военных самолетов. Всякий воздушный транспорт, приближаясь к этому месту, делал огромный воздушный зигзаг, облетая далеко стороной небольшой, если смотреть сверху, участок суши. Однако Ми-6 смело вторгся в воздушное пространство запретной зоны, изрядно покружил над котловиной, словно высматривая добычу, и приземлился на нетронутом альпийском лугу.