Солдаты Афганской войны

Полным ходом шел майский призыв 1979 года. Комиссия военкомата по распределению призывников работала бойко. И вот, после прохождения всех врачей, подошла моя очередь войти в этот последний кабинет. Волнуясь, словно именно сейчас в моей судьбе может

произойти нечто поворотное, я предстал перед комиссией как и все прочие — в одних лишь трусах.

За сдвинутыми в ряд столами, на которых стопками лежали папки с делами призывников, сидело пять человек. Настроение у всех было приподнятое. Сидящий в центре подполковник — председатель комиссии — с улыбкой оценил мои мощи и, полистав папку с заключениями медиков, сказал:

— Это хорошо, что ты невысокий — в танке тесно не будет.

— Уловил? Танк тебе доверяем! — поддержал веселый тон начальника другой член комиссии.

— А может, парень о Морфлоте всю жизнь мечтал. Кстати, в подлодке тоже компактные требуются.

От последней шутки мне стало как-то не по себе: на флоте пришлось бы служить не два, а три года. Столь мрачная перспектива подтолкнула меня действовать более решительно и, собравшись с духом, я неуверенным голосом попросил:

— А можно в десант? У меня есть разряд по парашютному спорту, — и передал подполковнику сложенный пополам листок — мое свидетельство парашютиста. Там было заполнено всего три строчки, что соответствовало трем выполненным прыжкам.

С интересом изучив его содержание, председатель остался доволен:

— Это другое дело! — и стал рыться в своих папках, замечая, как бы про себя. — Кого ни спроси, всем подавай десант, а сами даже на самолете ни разу не летали!.. А вот на флот — никто не хочет! Перед тобой одного, так еле, понимаешь, уговорили, — вся комиссия снова дружно заулыбалась и весело заерзала на стульях. — И что молодежь так море не любит?

В конце концов нужная папка была найдена и, сделав в ней необходимую пометку, он торжественно заключил:

— Ну, давай! Пятая команда — ВДВ!

Я просиял. О большем я и мечтать не мог. Недавно посмотрев в кинотеатре фильм о воздушном десанте «В зоне особого внимания», я все еще находился под его впечатлением: сколько там было армейской романтики и интересных приключений, выпавших на долю сильных и смелых десантников, и из всех невероятно сложных ситуаций «голубые береты» всегда выходили победителями, как и подобает настоящим героям. А чего только стоит крепкая армейская дружба и взаимовыручка! Фильм вскружил мне голову, и я был счастлив, что моя мечта сбывалась — скоро и я стану таким же!

Пока заполняли боевую повестку, председатель строго предупредил:

— Кого на сбор приносят под руки — сразу отправляю в вытрезвитель, а потом гарантирую только стройбат. Имей в виду! И еще — прическу приведи в порядок. Два миллиметра, не больше! А то зарос, как дьякон — смотреть противно.

Домой я летел словно на крыльях. Чувство гордости переполняло меня. Я буду ДЕСАНТНИКОМ! Накачаю мышцы, научусь приемам самбо и каратэ! Форма цвета хаки, голубой берет — словом, друзья умрут от зависти! На душе стало легко и свободно. Сразу отступили тягостные мысли, мучившие меня последние месяцы…

А ведь еще совсем недавно,

этой зимой, я был студентом-физиком новосибирского университета. Там, в общежитиях студенческого городка, окруженных со всех сторон сосновым бором, протекали мои бурные студенческие дни. Вырвавшись на свободу от опеки родителей и получив тем самым самостоятельность, я жил новой, интересной, хотя и весьма напряженной жизнью: днем — лекции и семинары, вечером — самоподготовка и зубрежка. А субботние дискотеки и шумные вечеринки скрашивали нудную бесконечную учебу.

Как-то раз, проходя мимо доски с разными универовскими объявлениями, я обратил внимание на отдельный невзрачный лист с примитивно изображенным на нем парашютом. На листе неровными буквами значилось:

Внимание!

Желающие заниматься парашютным

спортом приходите на военную кафедру.

Ниже указывался номер аудитории и время занятий.

— Ага! Это то, что мне и надо! — сразу загорелся я. — Схожу, пощекочу нервишки!

На призыв покорить небо откликнулось человек двадцать. Занятия с нами вел спортсмен-разрядник по фамилии Рубан. На вид ему было лет сорок, и держался он с нами весьма и весьма раскованно. Первые месяца два, пока шла теоретическая подготовка, Рубан запугивал нас всякими невероятными случаями из жизни бердского аэроклуба, где нам предстояло сигануть с парашютом, а когда начались практические занятия, где отрабатывалась укладка парашюта и последовательность действий при прыжке, он, не выбирая выражений, поносил нас за тупость и неумение. Особенно доставалось затесавшимся в секцию пятерым девушкам: он придирался к самым мелким пустякам и отпускал столь нетактичные обороты и сравнения, что порой доводил их до слез.

И вот, после прохождения медицинской комиссии и сдачи экзаменов в областном аэроклубе, группа наконец была допущена до прыжков.

Мы прибыли на бердский спортивный аэродром. Получив и уложив парашюты, мы долго ждали своей очереди, наблюдая, как куда-то стаями уходят учебные вертолеты, как в небе беззвучно кружат длиннокрылые аэропланы, как за летящими на большой высоте самолетами образуются разноцветные бусинки куполов парашютов — то прыгали спортсмены.

Безусловным лидером и душой коллектива среди нас был Николай — высокий и довольно крепкий парень, уже отслуживший в воздушно-десантных войсках. Он был года на три старше всех и относился к нам по-взрослому покровительственно и в то же время как равный. С Николаем было весело, и все к нему тянулись. Он шутя поучал нас жизни и любил вспомнить что-нибудь интересное из своей армейской службы. Но одна из этих историй меня сильно обескуражила.

— …Смотрю — один из только что прибывших, — рассказывал Николай, — совсем раскис: сидит в сторонке, хлюпает носом. Служба ему, видать, не в жилу пошла. Сопли развесил, чуть ли не плачет, и к автомату уже примеряется. Ну, думаю — сейчас еще застрелится! Я к нему подошел, взял у него автомат…

— Подсел рядом, поговорил с ним по душам и успокоил парня, — зная добрый нрав Николая, мысленно продолжил я. Но услышал нечто иное.

— … взял у него автомат, да как врезал ему хорошенько разика три, чтоб неповадно было! У него сразу мозги прочистились и больше он таких фокусов не выкидывал.