Солнце, тень, пыль
Шрифт:
Университет поразил нас своим несоответствием всему, что мы видели в Варанаси и вообще в Индии: чугунные решетки ограды, тенистые аллеи, столетние вязы напоминали скорее старую добрую Англию. Когда мы собрались уходить, уже начало темнеть. Мы пошли к выходу по дорожке из щебня, по краям которой росла густая, сочная, абсолютно не индийская трава. Леша скинул сандалии и пошел по траве.
– «Босиком побродить бы по росе», – пропел он. – Эх, вернусь домой, выпью водочки, закушу хлебушком, настоящим, не чапати каким-нибудь, да соленых огурчиков! Ведь у нас
В траве что-то с шипящим свистом взвилось и метнулось в сторону, Леша вскрикнул, как-то неловко подпрыгнул и присел. Мы бросились к нему. Леша сидел, согнувшись, пытаясь рассмотреть свою лодыжку, и даже в наступающей темноте, мы видели, как побелело его лицо. На лодыжке сзади под самой икрой выступили капельки крови из двух ранок. Я испытал странное чувство, которое иногда бывает во сне: мне казалось, что все это уже было, и я знаю, чем всё должно закончиться.
– Быстро достань нож, – крикнул мне Марик.
– Спокойно, ребятки, только спокойно, – Асаф наклонился над Лешиной ногой, рассматривая укус, – Только никаких надрезов и высасывания яда. О кей? – Он говорил вполголоса, не поворачивая к нам головы, как будто разговаривая сам с собой. – Давайте, для начала, перенесем его на дорогу, подальше от этой травы.
Леша сказал, что пойдет сам, но ноги у него подгибались, мы с Мариком поддерживали его с двух сторон, и я чувствовал, как обмякли его мышцы. Мы усадили Лешу у обочины. На его лице обильно выступил пот. Он пытался вытереть его, но руки плохо слушались, так что я не сразу понял, что он хочет сделать. Достав из кармана бандану, я обтер Лешино лицо. Он опустил голову на землю, взгляд стал сонным и бессмысленным. Марик схватил Асафа за руку и зашептал, почти зарычал ему в ухо:
– Я не знаю, что ты собираешься делать, но делай это скорей.
Асаф молча высвободил руку и снял с шеи амулет на красной нитке. Это был небольшой серый камешек формы неправильного овала. Подержав его некоторое время в закрытой ладони, он прошептал что-то, и приложил его к месту укуса. Камень сразу прилип к ноге, как приклеенный.
– Надо дать время камню вытянуть яд, – тихо сказал Асаф.
У Марика дернулось лицо. Я понял, что он хочет сделать и предостерегающе посмотрел на него. Все это время я держал Лешу за руку и теперь почувствовал, как что-то неуловимо изменилось в его состоянии. Ладонь стала теплее и суше, затрудненное дыхание – ровнее.
Через несколько минут признаки улучшения стали явными.
– А что это за камень? – спросил я.
Некоторое время Асаф не отвечал. Он сидел, прикрыв глаза. Было похоже, что у него наступил внезапный упадок сил.
– Это не камень, – наконец сказал он. – Это костяной нарост, который находят в нёбе у кобры. У одной из сотен кобр. Он помогает от яда и дает власть над змеями.
Мы с Мариком переглянулись. Марик пожал плечами. Это был какой-то средневековый бред, но нашему другу явно становилось лучше.
Вдруг камешек отпал, как насосавшаяся крови пиявка. Было уже довольно темно. Мы посветили зажигалкой, чтобы
– Ну, и что ты думаешь обо всем об этом?
Мы с Мариком сидели на террасе гостиницы. Асаф ушел к себе. Леша спал. Судя по всему, он был здоров, только обессилен, как будто загадочный камень высосал из него вместе с ядом жизненную энергию.
Я пожал плечами:
– Не знаю. Я верю, что мы слишком мало знаем о мире, в котором живем, чтобы сходу отвергать что-то просто потому, что не в силах объяснить. Но то, что мы увидели сегодня… Амулеты, заклинания – это слишком, даже для меня. Похоже на дешевое шарлатанство. Но факт налицо. Леша выздоровел, и с этим не поспоришь.
Марик помолчал.
– Если действительно было от чего лечить.
Я внимательно посмотрел на него:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты знаешь что такое «холостой укус»?.. Запас яда у змей восстанавливается медленно, поэтому они не кусают просто так. Они берегут яд и пользуются им для добычи или самообороны. Поэтому бывает, что змея кусает, но не впрыскивает яд, потому что бережет его, или потому что яда просто нет – не успел накопиться.
– Но ведь Леше сразу же стало плохо.
– Ну, про самовнушение я тебе рассказывать не буду – это ты знаешь лучше меня. Мальчик наслышался рассказов о кобрах, потом одна из них его кусает, вот он и «поплыл».
– Но потом сразу же поправился!
– Поверил во всемогущество амулета. Ты же знаешь Лешу, он только на словах такой рационалист. Все время смеялся над Асафом и его рассказами, а сам смотрел ему в рот.
– Но когда к нему приложили этот амулет, он был в почти бессознательном состоянии. Какое тут может быть самовнушение?
Марик устало втянул голову в плечи:
– Не знаю. Знаю только, что это единственно возможное объяснение. А значит оно правильное.
Он загасил окурок о стол и щелчком выбросил его:
– Пойду-ка я спать. Хватит с меня впечатлений на сегодня.
Я остался один. Душный воздух пах сандалом и дымом. Индийская ночь раскинула свои крылья над сотнями тысяч трущоб и пятью тысячами храмов, над великим Гангом и вечным городом на его берегу, откуда началась Вселенная и куда она должна будет вернуться, и мне показалось, что из темноты доносится голос безумного саддху, смеющегося над иллюзорностью этого мира.
Двор чудес
Эта женщина ассоциировалась у меня с одуряющей дремотой раннего утра. Я вставал в четыре, чтобы с первым автобусом успеть к началу дежурства – начинали мы очень рано. Вся дорога на работу проходила в каком-то полусне. Я стоял возле водителя, и на каждой остановке поднимался на одну ступеньку, чтобы меня не задели открывавшиеся двери и прижимался к поручням, пропуская внутрь очередных пассажиров, появлявшихся из темноты. Это было время чернорабочих и уборщиц, так же, как и я, начинавших свой день до рассвета.