Солнышкин у динозавра
Шрифт:
Товар немедленно привлёк внимание. Зажужжали камеры телевизионщиков. Стёпку снимали, как снимали бы живого мамонта. Кое-кто начинал торговаться. Редакторы «Пёсика» и «Котяры» вытащили кошельки и решили раскошелиться на обёртки от жвачки, а какой-то настырный мальчуган дёргал покрасневшую мать за джинсы и кричал:
— Дай миллион, купим сардельку!
Находились покупатели и посерьёзней. И
поэтому Бобби Хапкинс поторопился к продавцу: такие сувениры должны были занять место только в его офисе
— Беру! Беру всё сразу! — беря Стёпку под руку, крикнул он. — Только сначала надо провести кое-какие переговоры!
Бобби готов был заглотить Стёпку целиком, сразу, но обстоятельства заставляли его подходить к делу деликатно.
В это время из подоспевших с теплохода ботов на берег выкатились группы «БРР» и «ДРР». Всё загудело, задрожало, задребезжало. И, слегка обалдевший, не знающий того, что знал старый Хапкинс, Стёпка грузно потопал с Бобби к лежавшим неподалёку огромным черепашьим панцирям, на которых когда-то совещались старшины исчезнувшего племени.
Один панцирь находился в центре круга. Не хватало только стола. Но Джон метнул взгляд в сторону кухни, и через несколько минут некое подобие стола четыре Джека гордо опустили на панцирь. В то же время Борщик бросился искать доску, на которой минуту назад шинковал капусту для своего знаменитого борща, но её нигде не было.
СТЁПКУ УКРАЛИ!
А вокруг и впрямь начиналось лёгкое головокружительное столпотворение. Остров пылал от солнца, цветов и попугаев.
Группы старались перерычать друг друга. Учёные, предчувствуя скорый отход, с линейками и рулетками бегали возле хвоста динозавра, так как подступиться к нему можно было сейчас только сзади. Одни предполагали, что он жил сто миллионов лет назад, другие утверждали, что сто двадцать!
Детвора лазила по пальмам, ездила на черепахах, торопилась накупаться и накататься. Взрослые — налюбоваться, напробоваться и навздыхаться.
А музыка гремела всё громче, музыканты приплясывали, прикрикивали, подпрыгивали. И сам остров всё чаще покачивался и подпрыгивал.
Моряков в некотором недоумении спросил у Хапкинса:
— Что бы это всё значило?
— Маленький вечерний карнавал, — сказал Хапкинс. — Есть повод повеселиться!
Ему казалось, что все его затеи уже упаковывались в отличную коробочку. Оставалось только перевязать красивой ленточкой.
— О! Вечерний морской карнавал — это прекрасно! — согласился Моряков. У него и самого был для этого неплохой повод. По тому, как Мишкин на носу «Даёшь!» скрестил над головой руки, было ясно: горючего под завязку.
И Моряков тоже сделал три ответных знака, которые понял бы любой моряк: он провёл несколько полосок пальцем по груди, потом одну руку
И Мишкин понял: все тельняшки — на берег, бочонок с бражкой, который подарил команде старый Бурун, — на берег и самому — на берег. Моряков готовился к празднику!
Мало того, что он своими руками украсил кафе гирляндами, картинами, декорациями, чтобы всё было не только красиво, но прекрасно! Он с удовольствием помогал Борщику резать, чистить, мешать расхватываемые любителями салаты и соусы из креветок, крабов, моллюсков! Карнавал так карнавал!
Тем временем Солнышкин выбрал несколько минут, чтобы наконец окунуться. Он хотел позвать Перчикова, но тот вдруг начал заниматься какими-то расчетами возле своего памятника, а потом срочно по знаку Пионерчикова отправился с катером на «Даёшь!».
Солнышкин подошёл к Матрёшкиной, которой хотел столько рассказать о стольких событиях и вручить наконец самый крупный кокосовый орех, но Матрёшкина с улыбкой прижала орех к щеке, будто голову Солнышкина, и сказала:
— Вечером! А сейчас некогда. Дети!
Тогда Солнышкин сам пробежал по спине Землячка, нырнул — и замер в воде от удивления: мимо него вдоль берега шли целые косяки, целые толпы рыб — алых, голубых с жёлтыми полосками, зеленоватых, круглых и остроносых. Косяк за косяком они проходили у берега и вдруг, свернув, торопливо убегали от острова. Медузы всплывали целыми десантами — и, быстро пульсируя, от него уходили. Какие-то неизвестные Солнышкину прозрачные креветки торопливо устремлялись вдаль. А из глубины всё сильней и сильней вырывались целые фонтаны пузырей.
Солнышкин вынырнул и хотел взобраться на Землячка, но увидел, что и Матрёшкина обратила внимание на пузыри. Они били из воды, как из шампанского.
В это время с парохода раздался свист. Там Пионерчиков поднимал кверху три пальца. А сверху, с пальмы, что-то крича, показывал на воду обеспокоенный Хапкинс.
Всё это было необычно и даже тревожно.
Солнышкин задумался, но тут же отвлёкся: по берегу к нему трусил Петькин с выпученными глазами и, вертя пальцем у виска, кричал:
— Стёпка — того! Стёпка нас заложил! Стёпку украли!
Как «заложил», было непонятно, но то, что его следовало выручать, было видно даже простым глазом: к борту «Хапкинса» подходила лодка, в которой один Стёпка отбивался от четырёх Джеков.
— Его посадят в карцер к какому-то поварёнку! — бубнил Петькин.
— А ты откуда знаешь? — спросил Солнышкин.
— Слышал! — сказал Петькин, не говоря, однако, что и он причастен к некоторым событиям. Солнышкин бросился к Борщику:
— Хватай пирожки, котлеты, борщ — и айда к «Хапкинсу».