Сорок третий номер…

Герасимов Дмитрий

– Жуткие места, – поежился он. – Безлюдные, безжизненные. Вокруг на десятки километров – ни одной души.

Вертолет перешагнул через каменную гряду и нырнул тенью в бескрайнюю водную гладь.

– Это озеро Юла-Висксьярви. – Пилоту явно нравилась роль экскурсовода. – Мне бабка рассказывала, что в старину в нем топили детей. Их каждую осень приносили в жертву богу дождей, снегов и морозов, чтобы наступающая зима не погубила людей и скот.

– Детей в обмен на скот? – Олаф с презрением фыркнул. – Дикий народ. Варвары.

Недельский оскалился:

– Ты – прямой

потомок этого народа.

Петри вздрогнул, но ничего не ответил. Он лишь смерил своего заместителя взглядом, в котором одинаково читались презрение и отвращение.

Недельский невозмутимо отвел глаза и уставился в окно.

«Ничего, слюнтяй, – подумал он, – недолго тебе осталось. Я отыграюсь на тебе в Петрозаводске».

Гигантская машина дернулась всем телом и неожиданно просела. Петри и Недельский от неожиданности ухватились за сиденья.

– Ты чего? – спросил Олаф.

– Это он, – выдохнул пилот, кивая на бликующую рябь за окном.

Остров выплыл из рассветной мути так внезапно, словно поднялся со дна озера, чтобы ухватить добычу и скрыться обратно под водой. Черный клочок земли, ощетинившийся скалами посреди иссиня-серой зыби холодного озера, напоминал расплывшуюся кляксу на грязной промокашке [11] второклассника.

Петри и Недельский молча уставились на черное пятно мрачного острова, величиной с ладонь, и Олаф почувствовал легкий озноб.

11

Ученические тетради в 60-е, 70-е годы содержали лист промокательной бумаги, поскольку школьников заставляли писать только перьевыми ручками.

– Мне надо найти площадку для посадки, – предупредил пилот.

– Машину поставь у самой воды, – распорядился Недельский. – Ищи место на берегу.

– Почему на берегу? – раздраженно спросил Петри.

– Путь к отступлению – вода, – пояснил Недельский с мерзкой улыбкой. – Вертолет нельзя блокировать или окружить. И за полосатыми наблюдать сподручнее.

Пилот снизил машину так, что стали видны черные причудливые узоры на скалах и уродливые трещины на мертвой земле. Он облетел остров по часовой стрелке и завис над водой.

– Километр в диаметре, не больше, – оценил Недельский и повернулся к пилоту: – Ну что встал? Ищи площадку.

– Мне показалось, есть одно место, – ответил тот почему-то глухим голосом. – Прямо напротив отвесной скалы.

– Ну так снижайся! – рявкнул Недельский. – Или штаны намочил?

– Мне бабка рассказывала… – пробормотал пилот.

– Мне плевать, что тебе рассказывала бабка! – оборвал его Недельский. – Сажай машину, слюнтяй!

Вертолет дернулся и пошел на второй круг. За окном проплывали грязные, щербатые камни, усыпавшие скалы со всех сторон. Казалось, кто-то гигантской невидимой рукой «посолил» ими остров, и они замерли, примерзли к скалам, с тем чтобы в один жуткий день – такой, как сейчас – вдруг сорваться вниз грохочущей смертоносной лавиной.

Пилот остановил

машину над широкой полосой земли у самой воды и начал снижение. Олаф почувствовал, что сердце прыгнуло куда-то вверх и застряло в горле. Он смотрел, как кипит и пенится вода под брюхом вертолета, как летят сметаемые ветром комья земли и ошметки сухих растений, как растут в небо черными глыбами гнилые зубы скал.

Едва колеса коснулись берега, Недельский встал со своего места.

– Двигатель не глуши, – приказал он пилоту. – Пусть работает на холостом ходу. – И, повернувшись к Олафу, кивнул на дверь, ведущую в первый отсек: – У нас пять минут на то, чтобы поставить задачу «полосатикам».

Как только машина заняла устойчивое положение на земле, мотор поперхнулся и затих.

– Я же сказал! – гаркнул Недельский. – Двигатель не глушить!

– Это не я… – испуганно пролепетал пилот. – Он сам…

– Начинается… – вырвалось у Петри.

Он прилип к ветровому стеклу, ожидая вот-вот увидеть нечто ужасное и сверхъестественное. Но скалистый берег оставался пустынным и немым.

– Я не говорил тебе, – продолжал Олаф, – но первая экспедиция на остров завершилась трагично. Все погибли. Где-то здесь, вероятно, покоятся их останки.

– Я не собираюсь погибать! – отрезал Недельский. – Здесь есть кому это сделать за нас. Пошли… – И он распахнул дверь кабины, приглашая своего начальника на выход.

Осужденные все так же сидели в клетке «елочкой», и было видно, что они смертельно устали. Голота корчился от боли. Тело не слушалось и норовило завалиться на бок, руки, скованные наручниками за спиной, затекли и опухли.

С тяжелым скрежетом опустилась аппарель. Конвойные открыли клетку и первым делом выволокли из нее тело застреленного арестанта.

– Труп оставить на берегу, – распорядился Недельский.

Он упивался ролью заместителя начальника спецгруппы, а никчемность и слабохарактерность самого начальника, которые Недельский всячески старался продемонстрировать подчиненным, позволяли ему чувствовать себя безраздельным хозяином положения.

Осужденных по одному подняли с пола и выстроили вдоль решетки.

– Сейчас с вас снимут наручники… – начал Петри.

– Этого делать нельзя! – вмешался Недельский. – Мы можем лишь поменять им положение рук. Застегнем браслеты не за спиной, а спереди.

Олаф замялся. Ему не хотелось препираться с заместителем в присутствии подчиненных и, тем более, арестантов.

– Осужденным, возможно, предстоит карабкаться на скалы, – тихо напомнил он. – К тому же на острове бежать некуда. Наручники – лишняя предосторожность.

– В нашем деле, – надменно процедил Недельский, – лишней предосторожности не бывает. – Он демонстративно повернулся спиной к Олафу и продолжил, обращаясь к уставшим и подавленным арестантам: – Мы на острове! Бежать некуда! За десятки километров вокруг – ни одной живой души. Тем не менее напоминаю: любая попытка к бегству – расстрел на месте, препирательство с начальством – расстрел, отказ от выполнения поставленной задачи – расстрел. Все ясно?