Сорок третий номер…
Шрифт:
Недельский подался вперед всем телом. Штырь замер, не сводя глаз с синих линий на карте.
– Приплыл на доске, похожей на крышку ящика для армейской амуниции, – продолжал Туманов, замедляя слова. – Одет он был… странно. Очень странно…
– В одежду смертника! – рявкнул прокурор.
– Верно, – с полуулыбкой кивнул начальник КГБ. – В полосатую робу. На руках – наручники. А карманы набиты вот таким добром, – он поддел пальцем сережку. – Забавно, правда?
В кабинете воцарилась тишина. Даже шахматные часы смолкли. Наверно, в них села батарейка.
– Не
– Живёхонек, – подтвердил Туманов. – Назло бывалым людям.
– Собирай команду, Валера, – прокурор вытер платком лоб. – Сколько тебе нужно времени?
– Час, – не задумываясь, ответил Недельский. – От силы – полтора.
Туманов придвинул к нему карту.
– Остров Юлла, – напомнил он. – Сориентируетесь на месте.
Уже в дверях Недельский вдруг обернулся.
– Выходит, – произнес он тихо, – на Хойту все-таки есть сокровища. И «сорок третий» их нашел…
Глава десятая
Новенькая бежевая «Волга» свернула с улицы Свердлова на улицу Дзержинского, лихо проскочила перекресток, у поворота на улицу Еремеева сбавила ход, но тут же опять рванулась вперед.
Молодой водитель, еще не освоившийся с маршрутом, колесил по ночному Петрозаводску в надежде, что найдет нужную улицу раньше, чем потеряет терпение его пассажир. Тот пока невозмутимо подремывал на заднем сиденье, но в любой момент мог поднять голову и воскликнуть: «Как? Мы еще не приехали?! Завтра потребую на базе нового водителя!»
Машина тем временем миновала поворот на Неглинскую набережную, притормозила, опять прибавила газ, заехала на мост, под которым чернела уснувшая река, и окончательно остановилась на «Т»-образном перекрестке с улицей Вольной. Через дорогу в свете фар мрачно грудились надгробия и кресты.
– Тьфу! – не выдержал водитель. – На кладбище приехали!
Пассажир открыл глаза, осмотрелся и бросил насмешливо:
– Похоронить меня торопишься, Толя?
– Простите, Константин Карлович, – жалобно пропел водитель. – Случайно проскочил поворот на Малую Слободскую! Сейчас, развернемся, – он стал выкручивать руль, – и через минуту будем на месте!
Но машина почему-то не желала двигаться. Она словно вросла колесами в бетонные плиты моста и заглохла. Взволнованный Толя потеребил ключ зажигания, зачем-то подергал рычаг скоростей и виновато констатировал:
– Не заводится, сука…
– Ну что мне, пешком идти? – Константин Карлович поджал губы и нервно поправил на голове цигейковую шапку-пирожок.
Такой знак не предвещал ничего хорошего, и водитель, хоть и был новичок, уже это знал.
– Моргнуть не успеете, – пообещал он, распахивая дверцу, – я все исправлю!
Константин Карлович проводил его недовольным взглядом, поморщился, потом вздохнул, поднял воротник пальто и тоже вышел из машины.
На улице хозяйничал ледяной ветер. Он раскачивал единственный фонарь, подвешенный над мостом к унылой гирлянде проводов, и заглохшая «Волга» с разинутой пастью капота то вспыхивала грязным, тревожным светом, то погружалась в непроглядную
Константин Карлович вынул из кармана пачку «Столичных», достал сигарету и, заслонившись ладонью от ветра, принялся щелкать зажигалкой. Многократно отраженный и усиленный эхом, этот звук поплыл в воздухе, все нарастая и превращаясь в противную мелкую дробь, похожую на треск заводной игрушки. Так и не прикурив, Константин Карлович оторвался от своего занятия и с тревогой прислушался. Звук не прекращался. Он сыпался сверху на холодный бетон моста, отскакивал от плит и исчезал в черной бездне реки.
– Свечи чистые! – сообщил из-за капота Толя. – Наверно, трамблер накрылся.
– Что там у тебя трещит? – раздраженно спросил Константин Карлович.
Водитель не ответил. То ли он был слишком увлечен ремонтом, то ли просто не расслышал вопроса.
Неожиданно фары машины погасли, перекресток мгновенно утонул во мраке, но могильные плиты на той стороне дороги продолжали фосфорицировать жутким, дрожащим свечением. Константин Карлович почувствовал неприятный озноб между лопатками.
«Странно, – подумал он, вглядываясь в зловещий абрис погоста, – это ведь то самое кладбище, на котором похоронена Анна…»
Механический звук неожиданно прекратился, и улица погрузилась в мертвую, звенящую тишину. Казалось, даже ветер испуганно умолк, запутавшись в провисшей паутине электрических проводов. Потяжелевшая от сырости ночь перекрасила остывающую «Волгу» в черный цвет.
Константин Карлович вынул изо рта холодную сигарету, зло отшвырнул ее в сторону и решительно шагнул к машине.
– Ну что там? Долго еще? – Он заглянул за капот и вздрогнул: вместо водителя перед радиатором «Волги» стояла мертвенно бледная старуха в белом, до пят, покрывале. Она недвижимо смотрела перед собой потухшим стеклянным взглядом, а ее ледяные, прозрачные руки пытались что-то нащупать в застывшем ночном воздухе.
Константин Карлович почувствовал, что у него слабеют колени. Он ухватился за металлический стержень, поддерживающий капот, сдвинул его, и крышка с грохотом захлопнулась. В тот же миг старуха шагнула вперед, и даже в темноте было видно, как рваной черной трещиной расклеились ее губы.
– Сорок третий номер! – услышал Константин Карлович над самым ухом. – Это твоя погибель!
Он в ужасе отшатнулся и, оступившись, упал на холодный бетон. Шапка-пирожок слетела с головы и безвозвратно сгинула в ночи.
– Помоги-и-ите! – заорал он, шаря руками по грязной, скользкой плите, чтобы найти опору и подняться. Ладонь то и дело съезжала в сторону, и он, обезумев от страха, барахтался на спине, истошно подвывая и временами переходя на удушливый хрип. Фонарь над мостом дернулся от порыва ветра, и Константин Карлович увидел на миг свои руки, измазанные в чем-то черном и жирном. «Это кровь!» – завизжало сознание. Он дернулся всем телом, перевернулся на живот и в отчаянии зажмурился. Удушливый, приторный ком подкатил к горлу и вырвался наружу фонтаном рвоты.