Союз нерушимый

Каштанов Михаил

О том, что совещание закончилось, Новиков догадался по поведению секретаря. Тот засуетился, перекладывая на своем столе какие-то бумаги, и встал. Как он узнал или почувствовал - это дело десятое, но то, что хорошие секретари в таких делах никогда не ошибаются, Новиков знал. Поэтому и сам тоже встал со стула и без лишней спешки оправил свой френч.

Через несколько секунд двери распахнулись, выпуская участников совещания. Скользя взглядом по знакомым и не очень лицам, Новиков буквально физически ощутил, как из открытых дверей пахнуло жаром и напряжением. Что ни говори, а работающие на полную катушку, чуть ли не кипящие от напряжения мозги множества

человек, создают такой фон, что только держись.

Наркомы быстро разошлись. Но Фрунзе не выходил. Команды 'отставить ожидание' не было. И Новиков терпеливо остался сидеть на своем прежнем месте. Лебедев тоже вернулся к своей, непонятной непосвященному, но от этого не менее важной, работе. Прошло еще, наверное, минут пятнадцать, когда раздался телефонный звонок. Лебедев поднял трубку, выслушал собеседника, что-то коротко ответил и только сейчас обратил внимание на Новикова.

'Словно только заметил, зараза' - беззлобно, скорее, с уважением подумал Новиков, 'А какой взгляд! Совершенно бесстрастный и просвечивающий. Как тубус рентген аппарата'.

– Товарищ Новиков, пройдите в кабинет.

'Пройдите. Ну, значит пройдем'. Новиков встал и еще раз оправил свой френч. 'И все же, как ни хорохорься, а волнение пробирает до мозга костей. Не к кому-нибудь идете, товарищ Новиков, а к самому товарищу Сталину'.

Но вообще получилось, что волновался напрасно. Или нет? Встретили приветливо. За руку поздоровались. Да и Фрунзе ободряюще в усы улыбался. Вручили толстенную папку и отправили в рабочую комнату изучать. Изучил. В папке были приказы и нормативы по формированию танковой армии, причем почти в том самом виде, в котором и хотел видеть этот документ сам Новиков. Пришел обратно. Доложил, что документы изучил. И вот тут и началось самое интересное.

В кабинете за это время появилась еще пара действующих лиц: Зиньковский и Берия. Сидели себе тихонько за столом для совещаний. Только поблескивали - один лысиной, другой стеклами пенсне. И к чему такое природное явление? Молчат народные приметы. И Зиньковский с Берией молчат.

Все это Новиков отметил краем глаз. Сам же, всё внимание на Иосифа Виссарионовича. И Сталину это понравилось. Улыбнулся. Кивнул головой, словно сам с собой соглашаясь. Взял со стола трубку. Но раскуривать не стал, просто держал в руках, как привычный предмет. Подошел к Новикову. Близко подошел. Посмотрел внимательно прямо в глаза - словно выстрелил, и тут же потушил взгляд. Повернулся в пол-оборота к Фрунзе, словно приглашая его принять участие в разговоре. Чубуком трубки слегка постучал по папке с документами, которую так и держал в руках Новиков.

– Товарищ Фрунзе мне так часто говорил, что создание танковой армии Ваша идея и мечта, что мы сочли необходимым Вас ознакомить с результатом наших трудов.

Сказал и замолчал. Держит паузу. И Новиков молчит. А что говорить? Вопроса нет. Изливаться в благодарностях? Не тот Сталин человек. Вот и молчим.

Сталин разгладил кончиком чубука усы. Снова повернулся к Новикову.

– Я тоже так думаю, что добавить к этому, - жест в сторону папки, - сейчас нечего. Но, мы пригласили товарища Новикова не только затем чтобы сделать ему такой приятный подарок. Хотя и это тоже очень важно. Очень важно, чтобы человек видел, что его труд правильно оценён. А то некоторые товарищи про это забывают.

Сталин повернулся к столу, за которым сидели Зиньковский и Берия.

– Или не хотят вспоминать?

По тому, как нервно блеснули и задрожали блики в стеклах песне Берии, Новиков понял, что конкретный адресат у этих слов есть.

Но Сталин не стал продолжать эту тему, а вновь повернувшись к Новикову, мягко качнулся с пятки на носок.

Посмотрел на зажатую в кулаке трубку. Вынул их кармана коробок спичек. Тщательно раскурил трубку, выпустив в воздух клуб ароматного сизо-коричневого дыма. А Новиков в это время поймал себя не несколько неуместной мысли: 'Вот ведь как интересно получается. Человек просто раскуривает трубку. Увлеченно раскуривает. Можно сказать со смаком. А все кто находится сейчас в этом кабинете, воспринимают это, как некий, чуть ли не мистический, ритуал и следят за ним затаив дыхание. Настолько привыкли, что все, что делает Сталин, преисполнено смысла? Или это его аура так давит'? От неуместных мыслей отвлек их невольный виновник.

– Танковая армия - это невиданное в истории соединение мощи и маневренности. Никто в мире не пытался сделать ничего подобного. Мы - первые. Но нам, большевикам, не привыкать быть первыми. Первая конная - тоже была первая. И не только по названию. Но для такого нового и, безусловно, сложного дела нужен и соответствующий командир, не боящийся ответственности и имеющий четкие представления о том, для чего создается вся эта мощь.

Сталин снова глубоко затянулся и несколько раз пыхнул трубкой. Прошелся по кабинету. Словно о чем-то задумавшись, опустил голову. Остановился рядом со своим столом. Аккуратно положил трубку в хрустальную пепельницу. Следующий вопрос прозвучал для Новикова неожиданно, хотя чего-то подобного он и ожидал.

– А кого Вы, товарищ Новиков, видите на должности командарма первой танковой?

Отвечать приходилось немедленно, благо, что он об этом и сам неоднократно думал.

– Командарма Рокоссовского, товарищ Сталин.

Смотревший на Новикова Сталин, кивнул головой, словно соглашаясь с его словами, и вновь начал свое неспешное хождение по кабинету. Остановился. Снова посмотрел на Новикова.

– Хорошая кандидатура. Но товарищ Рокоссовский нужен нам в другом месте. И для него есть еще более ответственная задача. Мы считаем, что командарм Новиков тоже сумет справиться с этой задачей. А мы ему в этом всячески поможем.

'Командарм - это звучит гордо' - вертелось в голове Новикова, а что-то дельное и полезное куда-то пропало. Испарилось, соприкоснувшись с раскаленным мозгом. И испарившись, выпало в виде осадков - обрывков слов и мыслей. Только и сумел связанно ответить: 'Доверие партии и правительства оправдаю'. Все же, чего угодно он ожидал от этой встречи, но такого! А с другой стороны - почему бы и нет? Если Сталин знал человека и ему доверял - то доверял до конца. Не боялся продвигать его на новые должности. Не боялся взваливать на него ответственность. Вот только не все это выдерживали. Хорошо, если находили в себе силы и смелость признаться в этом прямо. Таких Сталин прощал и не трогал. Просто отправлял от себя подальше. А вот если облеченный его доверием человек начинал врать, выкручиваться и ловчить, пытаясь скрыть свою неспособность справиться с делом и некомпетентность - то прощения ждать не стоило.

'А мысли-то связанные появились. Пора к действительности возвращаться'.

Вернулся. И натолкнулся на изучающий взгляд Сталина. Нашел в себе силы не отвести глаз. Повторил подтверждая: 'Доверие оправдаю'.

Сталин кивнул и слегка ссутулившись, пошел к столу. Видимо, даже его теперешнего здоровья, подправленного и стимулированного ЭИДом, не хватало при таких нечеловеческих нагрузках. Подошел. Положил потухшую трубку. Вновь расправил плечи.

– Ваша задача, товарищ Новиков, не просто сформировать и подготовить к боям танковую армию. Ваша задача - сформировать такую армию, которая станет эталоном. Не только эталоном организации - но и оснащения. Вы будете первыми, но не последними.