Сподвижники Чернышевского
Шрифт:
— Работаете прекрасно, — говорил Чернышевский, — но прошу вас: осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Создавайте дальше кружки, расширяйте работу, но самому вам не следует держаться на виду. Действуйте через других, подобрав надежных помощников. Не сомневаюсь, что они у вас уже есть.
Сергей молча кивнул.
— Отлично, используйте их! Кроме этого, необходимо организовать наблюдение за шпионами. Следует выследить агентов Третьего отделения, знать их, предупредить всех. Только так можно избежать провалов.
Сергей стал посещать Чернышевского
Сергей запомнил каждое слово своего учителя. Тот был по-отцовски внимателен к нему и всегда очень серьезен.
— Сергей Степанович! — говорил он. — Приближается пора нашего общего дела. Скоро наступит время великой битвы. К этому нужно готовиться.
И Сергей готовился. Ближайшими делами пока были распространение грамотности и пропаганда. Воскресные школы стали модой. В них принимали участие и дамы-благотворительницы и вылощенные офицеры. Под прикрытием моды можно было действовать, не бросаясь в глаза властям.
Профессор Павлов уже в Петербурге. С его помощью, казалось, можно было поставить дело на широкую ногу. Но тут неожиданно нагрянула беда.
Все произошло по вине Петра Завадского. Полицейская слежка и гонения на студентов ничему не научили его. Во время летних вакаций Завадский получил место домашнего учителя в семье харьковского помещика Гаршина. Все шло отлично, пока неосторожный юноша не проговорился о своих связях
с Герценом. Его уволили тотчас же. Тем бы и кончи-. лось дело, если бы через полгода жена Гаршина, всегда стремившаяся учиться, не скрылась из дому. Муж поднял на ноги полицию. Подозрения пали на Завадского. Кого же винить, как не вольнодумцев с «Колоколом» за пазухой и с головами, начиненными бунтом?
У Завадского обыск. В письмах имена друзей. У друзей обыск… Вместо госпожи Гаршиной полицию ожидала другая находка. Из захваченных бумаг и писем полиция узнала о харьковском тайном обществе. Был найден старый черновик статьи Завадского, предназначавшейся для «Колокола». В ней он рассказывал о планах и замыслах тайной организации.
Заскрипели тюремные ворота. За решеткой Португалов, Муравский, Левченко, Ефименко и другие студенты, покинувшие Харьков еще в 1858 году. Их нашли в разных городах — Киеве, Москве, Казани.
По первому сигналу Сергей спрятал все документы. Он временно замер. Никуда не выходил из дому, сказавшись больным. Ждал ареста. Но гроза прошла мимо. По-видимому, в бумагах Завадского и его товарищей имя Рымаренко не встречалось.
Арест друзей был серьезным ударом. Рымаренко возлагал на них большие надежды. Вместе со своими новыми товарищами он вынашивал план объединения столичных кружков с провинциальными.
— Мы потеряли смелых и энергичных участников нашего дела, — говорил Сергей на тайной сходке. — И все из-за непростительной небрежности. Ведь обыск у Завадского был совершенно случайным. Полиция ничего не подозревала. А в результате столько арестов!
После
Памятуя советы Чернышевского, он старался теперь действовать через других. В Медико-хирургической академии ближе всех к нему был Гюбнер. Они вместе сняли квартиру на Выборгской стороне в доме Колпакова. Настоящее конспиративное гнездо. Комната Гюбнера находилась на первом этаже, а комната Сергея над ним. Обе соединялись винтовой лестницей. С ними поселился и Мультановский, впоследствии известный хирург. Кроме того, Сергей снял еще одну квартиру. О ней никто не знал. Там в надежном тайнике хранилась литература и все то, что опасно было держать дома. Вскоре тайник стал служить складом для всех кружков Медико-хирургической академии.
Письма Сергей теперь писал шифром, пользоваться которым его научил Чернышевский. Он брал целые слова из заранее условленной книги. Слово обозначалось дробью, в которой числитель указывал страницу, а знаменатель строчку, где первым стояло нужное слово. Соблюдая наказ Чернышевского, Сергей организовал слежку за шпионами. В тайнике хранился целый список, в который он занес 25 фамилий полицейских агентов. Фамилии шпионов сообщались всем членам политических кружков.
Но идею воскресных школ бросать было нельзя, и потому, едва утихла гроза, Сергей снова начал действовать в полулегальной сфере.
Не раз советовался он с Николаем Гавриловичем. Тот познакомил его с новыми людьми. Однажды Чернышевский представил Сергею симпатичного шатена с большими ласковыми глазами. Это был Николай Александрович Серно-Соловьевич. Сергей уже встречал его как-то в редакции «Современника». Вместе с ним пришел коренастый мужчина в пенсне, с небольшой окладистой бородкой и открытым, жизнерадостным выражением лица.
— Александр Александрович Слепцов, — четко произнес он, протягивая руку.
Сергей не подозревал, что рукопожатие этих двух людей было началом его революционного содружества с верными единомышленниками Чернышевского.
В тот день все они обсуждали вопрос о расширении просветительной деятельности.
Было решено организовать «Общество распространения народной грамотности». Во главе общества стал профессор Платон Васильевич Павлов. Руководство всей негласной работой взяли на себя Сергей
Рымаренко и новые его знакомые. Они разделили обязанности. Слепцов и Серно-Соловьевич занялись организацией школ, библиотек и читален для простого народа.
Сергей принял участие в Совете общества. Первое заседание решили провести в Летнем саду.
В назначенный день, рано утром, Платон Васильевич Павлов медленно шагал по улицам просыпающейся столицы.
«Куда бы это в такой час?» — размышлял человек в светлом пальто и соломенной шляпе. Он двигался следом за профессором на почтительном расстоянии. Ему поручено тайно следить за «агентом лондонских пропагандистов».
Решетка Летнего сада. Профессор скрылся за ней. Человек в пальто прибавил шаг. В саду пусто. Его поднадзорный успел выйти на лужайку и прямо к беседке. О, там его уже ждут!