Сталин. История и личность

Такер Роберт

Примерно теми же соображениями Сталин руководствовался в своей политике в отношении Великобритании. В конце марта 1935 г. в Москву прибыл Антони Иден, тогдашний лорд-хранитель печати. Иден, незадолго до того посетивший Берлин вместе с министром иностранных дел Джоном Саймоном, оказался первым западным государственным деятелем высокого ранга, удостоенным личной встречи со Сталиным. Проинформировав Литвинова о только что имевшей место встрече между ними и Гйтлером, Иден был приглашен в Кремль, где его принял Сталин в присутствии Молотова, Литвинова и советского посла в Великобритании Майского. У Идена сложилось мнение о Сталине как о человеке, хорошо информированном, спокойном («после д-ра Салазара самый спокойный диктатор из всех, с кем мне когда-либо приходилось говорить»), склонном машинально что-то рисовать, внимательно слушал собеседника. Сталин произвел на Идена впечдтление прагматика, личность которого без всяких видимых усилий с его стороны завораживала собеседника. Его острый ум, пишет Иден, внушал уважение, а внешняя любезность «не могла скрыть неумолимую безжалостность»¹⁵.

Сталин начал с того, что

спросил Идена, не считает ли он, что в Европе сложилась ситуация «не менее, а может быть, и более тревожная, чем в 1913 г.». Когда Иден ответил, что, на его взгляд, положение в Европе скорее «неспокойное», чем «тревожное», Сталин заметил, что, по его мнению, дело обстоит гораздо хуже: в 1913 г. имелся только один потенциальный агрессор, т. е. Германия, тогда как теперь налицо два агрессивных государства — Германия и Япония. Немцев Сталин охарактеризовал как великий и способный народ, который, естественно, не может смириться с унизительной Версальской системой. У Идена создалось впечатление, что Сталин, «возможно, лучше понимает точку зрения Германии, чем Литвинов, так как он не столь щепетилен и не питает к нацистам той ненависти, которую, будучи евреем, несомненно, должен питать Литвинов». Сталин заявил, что нужна некая «система пактов», чтобы сдерживать агрессивность немцев. Подойдя к стенной карте, он «дружеским тоном сделал несколько замечаний по поводу мощи и влияния столь небольшого островного государства, как Великобритания». Таким образом он дал понять, что положительно расценивает сам факт существования Британской империи и важность ее сохранения. Как бы советуя Идену не принимать за чистую монету антибольшевизм Гитлера, Сталин заговорил о двойственности германской политики. В подтверждение Сталин, во-первых, упомянул о германском кредите в 200 млн марок, предложенном советскому правительству, и о выраженном немцами пожелании заключить крупные контракты на поставки военного снаряжения, и, во-вторых, сказал, что немцы пустили в ход версию, будто замнаркома обороны Тухачевскиий встретился с Герингом и предложил ему предпринять кое-какие меры против Франции¹⁶.

Упоминание Сталиным Тухачевского в пронацистском контексте изумило и озадачило Идена — ведь 31 марта, когда британский визитер еще находился в Москве, в «Правде» появилась резкая антинацистская статья Тухачевского. Ссылаясь на «Майн кампф», автор утверждал, что нацисты ставят перед собой цель территориальных завоеваний в России и сопредельных с ней странах, а демонстративные антисоветские шаги Гйтлера называл удобной ширмой, за которой тот развивает свои реваншистские планы в отношении Запада и Юга. По подсчетам Тухачевского, численность германской армии летом 1935 г. должна была составить 849 тыс. солдат и офицеров — на 40% больше, чем во французской армии, и немногим меньше, чем в Красной Армии (949 тыс. человек). Сам тон статьи усиливал ее зловещий смысл, что, вероятно, было направлено (с ведома Сталина) на то, чтобы убедить Идена в необходимости системы коллективной безопасности. Статья не должна была остаться незамеченной, поэтому на следующий день ее перепечатали «Известия» и «Красная звезда». В германском посольстве статья вызвала настоящий переполох — сменивший Надоль-ного на посту посла граф фон Шуленбург переслал статью в Берлин и выразил свое возмущение тем, что государственный и военный деятель столь высокого ранга «позволил себе называть дутые цифры в целях антигерманской пропаганды». Следует отметить, что Сталин лично отредактировал первоначальный текст статьи и несколько смягчил особенно резкие выражения¹⁷

Уверенный в том, что грядущая война будет войной моторов, Тухачевский представлял ее как последовательный ряд наступательных операций силами крупных танковых и моторизованных соединений. Он не сомневался, что именно так будет действовать Гитлер, и настаивал на скорейшем техническом перевооружении Красной Армии и усилении ее моторизованных войск. Тухачевский считал, что Гитлер хочет успокоить Францию, чтобы она не наращивала свою военную мощь. Он был уверен, что Гйтлер лелеет планы реванша на Западе и замышляет агрессию против СССР. В 1936 г. Тухачевского и Литвинова направили в Лондон для участия в похоронах короля Георга V. Советский маршал произвел весьма благоприятное впечатление на британских военных и государственных деятелей. Им импонировало не только его знание иностранных языков и умение держаться тактично и с достоинством, но и его компетентность в военных вопросах. «..Дружественные беседы, которые Тухачевский вел с рядом влиятельных лиц, могут, возможно, рассматриваться как знаменующие новый период в отношениях между Англией и СССР», — отмечала «Манчестер гардиан» 1 февраля 1936 г.¹⁸ Возвращаясь в СССР, Тухачевский встретился в Париже с генералом Гамеленом и посетил ряд военных объектов. Вскоре по возвращении в Москву Тухачевский стал первым заместителем наркома обороны.

В сентябре 1936 г. начальник Управления внешних сношений Наркомата обороны М. Геккер в беседе с сотрудником посольства Великобритании, командиром авиационного крыла королевских ВВС Коллиером назвал Францию нестабильной страной и сказал, что обеспечить мир в Европе можно только заключением англо-советского союза¹⁹ Также в сентябре Ворошилов в беседе с генерал-майором А.П. Уэвеллом, главой группы британских военных наблюдателей на маневрах РККА, заявил, что в скором времени Германия начнет войну и Великобритании следует ускорить приготовления, «особенно что касается армии». Германия, продолжал Ворошилов, уже несколько лет назад могла напасть на СССР, и тогда у нее были некоторые шансы на успех. Теперь же СССР готов к отпору, «и, когда Германия это поймет, она может обратить оружие против менее подготовленных Франции и Англии»²⁰.

Избранная Сталиным дипломатия коллективной безопасности и коминтер-новская

тактика Народного фронта способствовали такому ходу событий, который вел к войне в Европе. Главной целью оставалось сохранение хороших отношений с Германией. Сталин по-прежнему надеялся, что в войне, которая станет своего рода повторением Первой мировой войны, Германия и демократические государства Запада будут сражаться до взаимного истощения всех сил. СССР, сохраняя нейтралитет, будет тем временем накапливать силы и, дождавшись удобного момента, вступит в войну, что позволит распространить советскую власть далеко на Запад. Для успеха всего замысла необходимо, чтобы война была затяжной. Будучи хорошо информированным о росте военной мощи гитлеровской Германии, Сталин поэтому хотел, чтобы Великобритания и Франция также были сильными в военном отношении государствами. Этим объясняются его советы западным государственным деятелям не медлить с переоснащением вооруженных сил и указания французским коммунистам содействовать росту военной мощи Франции²¹.

Взяв на вооружение дипломатию коллективной безопасности, Сталин сознательно преследовал цель добиться образования в Европе сильной военно-политической коалиции, главную роль в которой играли бы Франция и Великобритания. Однако, как будет видно из дальнейшего, он не хотел участия СССР в этой коалиции, когда война наконец начнется.

Нарком иностранных дел Литвинов был отличным исполнителем сталинского замысла. Будучи «западником», он искренне верил в дипломатию коллективной безопасности и поэтому одинаково убедительно выступал как на переговорах, так и на крупных международных форумах, таких, как заседания Лиги Наций в Женеве. После Второй мировой войны Я.З. Суриц, советский полпред в Германии в середине 30-х годов, рассказал Эренбургу, как в 1936 г. его вызвали в Москву на совещание. Докладывал Литвинов. Выслушав Литвинова, Сталин положил ему руку на плечо и сказал: «Вот видите, мы можем прийти к соглашению», на что Литвинов ответил: «Ненадолго»²².

Гитлер своей дипломатией разыгрывал карту антибольшевизма в стремлении угодить западным державам, дабы они молча взирали на возрождение военного потенциала Германии. Так, в марте 1935 г., вскоре после того как стало известно, что в Германии восстановлены военно-воздушные силы и идет призыв на военную службу с целью формирования 36 дивизий, Гитлер принял прибывших с визитом Саймона и Идена. В ходе двухдневных переговоров он настаивал на правомочности военных приготовлений, неоднократно обрушивался с нападками на СССР и предлагал Великобритании свою поддержку в обмен на возврат бывших германских колоний²³. Тогда же он публично заявил, что Германия не имеет претензий к Франции и вообще не строит никаких агрессивных планов в отношении западных соседей. Таким образом, у Сталина были основания рассуждать так: если Гитлер не останавливается перед использованием антибольшевизма в своих целях, почему бы Сталину не добиваться своего с помощью антифашизма?

Тем временем во французской и особенно в британской дипломатии все более явственно просматривалась тенденция к улучшению отношений с Германией, которую Гйтлер, естественно, поощрял. Создание антигерманской коалиции стало для Сталина задачей первостепенной важности. На подписание франко-советского договора Гитлер ответил речью 21 мая 1935 г., в которой заверил всех соседей Германии в отсутствии у нее агрессивных намерений (кроме Литвы, так как в Мемеле якобы притесняли немцев), обрушился с нападками на Советскую Россию как на государство, где господствует диаметрально противоположное национал-социализму учение, и в заключение заявил, что Германия предлагает Франции руку мира и дружбы. Летом и осенью 1935 г, Лаваль предпринял ряд шагов, направленных на сближение с Германией. В июне 1935 г, британское правительство без каких-либо консультаций с другими державами заключило двустороннее военно-морское соглашение с Германией, по которому в нарушение Версальского договора последней разрешалось иметь военный флот в размере 35% британского²⁴. В январе 1936 г. военный атташе германского посольства в Лондоне намекал в военном министерстве генералу Диллу, что если не будет достигнуто взаимопонимание между Великобританией и Германией, то возможно германо-советское сближение²⁵. В то время британское правительство и само подумывало о достижении взаимопонимания с Германией; было даже принято решение создать при кабинете специальную комиссию «для изучения возможностей общего взаимопонимания с Германией». Государственному секретарю по военным вопросам Даффу Куперу было рекомендовано отклонить переданное полпредом Майским приглашение советского правительства посетить СССР с официальным визитом²⁶.

Влиятельные круги во Франции и особенно в Великобритании зондировали возможность направить официальную дипломатию в русло сближения с Германией. Гитлер нашел британского друга в лице лорда Лотиана, который посетил Германию и, вернувшись, поместил в «Лондон тайме» статью, в которой утверждал, что новая Германия желает не войны, а лишь «подлинного равенства». Германии нет нужды завоевывать другие страны и народы, писал автор статьи в «Лондон тайме», именно в силу ее приверженности идее расового превосходства немцев²⁷. Цель лорда Лотиана и многих других была ясна: склонить Гитлера к походу на Восток. Самнер Уэллс, заместитель государственного секретаря в 1937 г., впоследствии писал: «В предвоенные годы многие представители промышленного и финансового капитала в демократических странах Запада и в США были убеждены, что война между СССР и гитлеровской Германией, если она начнется, будет отвечать их интересам. Они были уверены в поражении Советской России, которое приведет к общему краху коммунизма. Что касается Германии, они считали, что она выйдет из войны настолько ослабленной, что еще долгие годы не сможет реально угрожать остальному миру»²⁸.