Становление капиталистической Японии
Шрифт:
Сёгунат, финансы которого находились в чрезвычайно неустойчивом положении, теперь вынужден был принять на себя еще тяжесть чрезвычайных расходов по строительству фортов, чугунолитейных заводов, а также расходы по компенсации за нападения на иностранцев и на отправку представителей за границу. У правительства не было других источников для покрытия этих расходов, кроме как усиление обложения сельского населения и выколачивание принудительных займов— гоёкин — с купцов [32] . Новые налоги, которые сёгунат и даймё взимали с крестьян, вызывали еще более сильные крестьянские восстания [33] , в то время как разросшаяся армия ронинов, разорившихся крестьян, бродяг и нищих устремлялась в города, усугубляя царивший в стране хаос. Бедственное экономическое положение самураев низших рангов, обостренное катастрофическим ростом цен, привело их к отчаянной нужде и усилило их ненависть к бакуфу и его внешней политике. Виновниками своего тяжелого положения самураи считали иностранных варваров и их коммерческие операции [34] . Начиная с убийства в 1860 г. Ии Наосукэ {20} — сторонника «открытия» Японии для иностранцев, покушения на руководящих деятелей бакуфу становятся частым явлением. Террор был направлен также и против купцов, которые наживались на ростовщических операциях, а также на спекуляции, используя колебания цен на рис [35] .
32
32 Финансовое положение сёгуната было настолько напряженным, что правительство вынуждено было заложить Франции металлургический завод в Ёкосука и оказалось не в состоянии оплатить счет за оружие, полученное из Франции, а также рассчитаться по долгам с Соединенными Штатами Америки, возникшим в связи с покупкой военного судна «Стоунуолл».
33
33 Таблицы проф. Кокусё Ивао, приведенные в приложении к его исследованию о крестьянских восстаниях, показывают резкое увеличение восстаний после 1860 г.:
(Кокусё
(Нумадзаки Хиденосукэ, Хякусё икки тёса хококусё (Отчеты и исследования крестьянских восстаний) напечатано на мимеографе, Киото, 1935, табл. IV, страницы не нумерованы).
34
34 Ввоз дешевых фабричных изделий совершил переворот в разлагающейся феодальной экономике Японии. Дешевые хлопчатобумажные ткани и пряжа вытеснили на японском рынке собственные текстильные изделия, вынудив прежнего производителя перейти к машинному производству, и привели к разорению тысячи сельских кустарей. Это вызвало также разорение многих самурайских и крестьянских семей, в которых женщины занимались прядением, прибегая к этому как к дополнительному источнику получения средств к существованию. Это обстоятельство, наряду с влиянием внешнего импорта на рост цен, являлось причиной резко выраженных антииностранных настроений деклассированного самурайства, ронинов и т. д. Восстания и бесчинства ронинов, таким образом, частично стимулировались этим преобразующим влиянием внешней торговли. Виконт Сибудзава Эйити в своей книге «Life of Prince Keiki» писал: «Цены на товары 0ыстро росли, и наибольший ущерб это наносило тем, кто жил на постоянное жалованье. Вследствие этого они говорили между собой: «Эти варвары привозят нам ненужные предметы роскоши, лишают нас предметов первой необходимости, разоряют народ и стремятся в ближайшем будущем захватить Японию. Это наш сёгун посеял семена всех бедствий» (Tsuchiya Takao, An Economic History of Japan, Transaction of the Asiatic Society of Japan. Second Series, vol. XV, Tokyo, December, 1937, p. 252).
35
35 Один из документов того периода следующим образом описывает ронинов в г. Кёто: «Количество ронинов во всех кланах продолжало все более и более увеличиваться. Среди тех, которые прибыли в этот город, были обедневшие и задолжавшие ронины; но не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь привлек их к суду (для взыскания долга); наоборот, ронинам отдавалось все то, что удовлетворяло их прихоти (Xирао, Бакумацу ронин то соно хого оёби тосэй, «Мэйдзи исин си кэнкю», стр. 530).
Прежде чем перейти к рассмотрению преобразований, происшедших во время реставрации, уместно поставить вопрос, почему Япония не стала колонией или страной с ограниченным суверенитетом, как, например, Китай того периода. Опасность подчинения Японии одной или нескольким западным державам была вполне реальной. Внутреннее социальное и экономическое разложение достигло такой степени, что приходится удивляться, каким образом Япония избежала участи Китая. Англия и Франция перекосили свои колониальные опорные пункты все дальше подальше на Восток. К счастью для Японии, их внимание было поглощено значительно более богатой добычей — Китаем, «усмирением» которого они были заняты в течение нескольких десятилетий, начиная с 1840 г. Англия особенно пристально следила за могучим восстанием тайпинов, которое вспыхнуло в 1850 г. и продолжалось около пятнадцати лет, а затем приняла участие в подавлении этого восстания. Период с 1860 по 1865 г., то есть канун реставрации Мэйдзи, был наиболее критическим для Японии. Бакуфу отступало по всему фронту перед своими политическими соперниками; экономическая разруха достигла исключительной остроты в результате хронического аграрного кризиса и, наконец, вся прогнившая система феодализма рассыпалась в прах под воздействием западной торговли и западной идеологии.
Франция при Наполеоне III обнаружила стремление к приобретению новых территорий и славы. К тому времени, когда Наполеон выпутался из своей мексиканской авантюры, увенчанная шлемом фигура Бисмарка бросила зловещую тень на Вторую империю, угрожая ей войной и удерживая Наполеона от посылки войск на край света. Тем не менее Франция, несмотря на свою слабость, вновь обратила свой взор на Дальний Восток, пытаясь добиться успеха если не путем завоеваний, то хотя бы при помощи интриг. Леон Рош, французский дипломатический представитель в Японии, прошедший большую школу колониального управления в Алжире, был находчивым дипломатом, типичным для периода, предшествовавшего «телеграфной» дипломатии. Его пребывание в Японии было ознаменовано установлением теснейших связей с бакуфу и соответствующей враждебностью по отношению к антиправительственной клановой коалиции.
Кланы Тёсю и Сацума стремились завязать более тесные отношения с Англией. Это стремление может показаться странным, если мы вспомним события в Намамуги в 1862 г., когда англичанин Ричардсон был убит самураями из клана Сацума, а англичане в отместку за это в следующем году произвели артиллерийский обстрел города Кагосима {21} . Очевидно этот наглядный урок, продемонстрировавший превосходство европейского оружия, произвел неожиданный эффект и убедил самураев из клана Сацума, наиболее воинственных и надменных во всей феодальной Японии, что не враждебность, а дружественное отношение следует проявить к людям, которые в состоянии научить их кое-чему полезному в военном отношении. Тот же самый магический эффект произвела бомбардировка и на людей клана Тёсю, когда город Симоносеки был обстрелян из пушек международной эскадры в 1863 г. {22} . Каковы бы ни были мотивы радикального поворота в политике ведущих кланов, выступавших ранее против иностранцев, нельзя не отдать должное чувству реализма и хладнокровию, проявленному ими в данном случае [36] . Таким образом, Франция возлагала свои надежды на бакуфу, тогда как Англия, в лице сэра Гарри Паркса, поддерживала «внешние» кланы. Западные наблюдатели часто даже не представляют себе, как далеко зашла Франция в своих обязательствах поддерживать бакуфу. Так, например, она финансировала и помогала строить металлургический завод в Ёкосука и дважды предлагала бакуфу военную помощь и инструктаж, когда бакуфу пыталось в 1864 и 1865 гг. подчинить себе клан Тёсю. Некоторые историки утверждают даже, что бакуфу имело секретный договор с Францией, заключенный через посредство своего представителя Токугава Акитакэ, посланного во Францию в 1867 г. якобы для того, чтобы представлять бакуфу на церемонии открытия Международной выставки в Париже. Если французы и лелеяли какие-либо надежды на приобретение концессий за свою поддержку бакуфу, то эти надежды были полностью разбиты во время развернувшихся в 1867–1868 гг. событий, в результате которых бакуфу было свергнуто. Каковы бы ни были мотивы благожелательной позиции Англии по отношению к победившим «внешним» кланам, она временно воздержалась от попыток навязать им свои претензии сразу же после свержения бакуфу. Она, несомненно, была частично вознаграждена тем, что колониальные цели Наполеона III и его представителя в Японии были сорваны в результате переворота Мэйдзи.
36
36 Вряд ли можно предполагать, что жесткие, даже грубые методы, применявшиеся великими державами (в особенности Англией, представленной сэром Гарри Парксом, человеком больших способностей, но не отличавшимся ни терпением, ни сдержанностью), не оставили после себя горечи, ощущавшейся вплоть до периода Мэйдзи. Так, отголоски антииностранных настроений Сацума и Тёсю все еще существовали и после реставрации. Причины этого медленного утихания вражды к иностранцам, свидетельством чему были различные инциденты, рассматриваются в статье проф. Ока Ёситакэ, Исин-го ни океру дзёитэки футё-но дзансон (Сохранение антииностранных тенденций после реставрации Мэйдзи»), ч. II, напечатанной в «Кокка гаккай дзасси» («Журнал ассоциации политических и социальных наук»), т. 53, № 5, Токио, май 1939 г. стр. 652–688.
Таким образом, чрезвычайная сложность международной обстановки в период с 1850 г. вплоть до окончания гражданской войны в США и начала франко-прусской войны, своеобразный тупик, возникший в результате англо-французских интриг в Японии, приведший к тому, что ни одна из этих стран не добилась преимущества (о чем упоминалось выше), и прежде всего тот факт, что Англия была поглощена своими делами в Китае, дали Японии значительную передышку, крайне необходимую для того, чтобы сбросить с себя цепи феодализма, который привел страну к экономическому крушению и поставил ее под угрозу установления экономического и военного господства западных держав. Хотя временное равновесие политических сил на международной арене имело известное значение (в особенности провал мексиканского похода, сыгравший для французов роль сдерживающего фактора в их притязаниях на Дальнем Востоке), можно без преувеличения сказать, что главным заслоном, защитившим Японию от торговой и колониальной алчности европейских держав, был поверженный Китай. По сравнению с Китаем, с его огромным и прибыльным рынком Япония представляла очень мало интереса и как рынок готовой продукции, и как источник сырья для промышленности западных стран. Кроме того, западные державы сталкивались с огромными трудностями при каждой попытке захватить Японию. Воспользовавшись передышкой, создавшейся благодаря временному равновесию политических сил на международной арене, лидеры Мэйдзи{23} получили возможность свергнуть феодальное правительство, сеющее интриги и раздоры, создать вместо него новое централизованное национальное правительство и открыть Японию для свежих веяний западной науки и изобретений. Благодаря дальновидности этой выдающейся группы государственных деятелей был заложен фундамент сильного независимого государства, в силу чего внешнее вторжение становилось слишком опасным или слишком ненадежным предприятием{24}.
Глава II
Реставрация
Свержение бакуфу было осуществлено союзом антиправительственных сил, во главе которых стояли самураи низших рангов и ронины, главным образом из больших западных кланов Сацума, Тёсю, Тоса и Хидзэн, а также некоторые кугэ, опиравшиеся на финансовую поддержку крупнейших купцов Осака и Киото. Руководящая роль в этом перевороте, имеющем историческое значение, принадлежала самураям низших рангов, которые постепенно оттеснили от политического руководства самурайство высших рангов и феодальных князей. Поэтому, с политической точки зрения, реставрация представляет собой не только переход от режима бакуфу к централизованной императорской власти, но и переход власти от высших феодальных кругов к самураям низших рангов. Именно из их среды вышли наиболее выдающиеся деятели того времени — Кидо Такаёси, Окубо Тосимици, Сайго Такамори, Омура Масудзиро, Ито Хиробуми, Иноуэ Каору и ряд других, тогда как феодальные правители кланов, как, например, Симадзу Хисамицу из Сацума, Мори Мотонори из Тёсю, Яманоути Ёдо из Тоса, постепенно сошли со сцены. Однако эти самураи и ронины не могли бы свергнуть правительство бакуфу, если бы они надеялись только на остроту своих сабель или смелость своих решений. Менее заметной, чем политические и военные подвиги самураев, но более важной как для свержения бакуфу, так и для укрепления нового режима была финансовая поддержка крупных купцов (тёнин), главным образом из Осака, где, как утверждали, было сконцентрировано 70 % всего богатства Японии. По мнению проф. Хондзё, решающие сражения в войне за
1
1 Honjo Eijiro, The Social and Economic History of Japan, Kyoto, 1935, p. 193.
2
2 House of Mitsui, A Record of Three Centuries, Tokyo, 1937, p. 15. Когда столица Японии переносилась из Киото в Токио, Мицуи Токуаки (1837–1894) сопровождал императора в Токио в качестве правительственного казначея.
Необходимо отметить, что новый режим, унаследовавший развалившуюся экономику бакуфу, не мог бы выпутаться из своего тяжелого финансового положения и приступить к осуществлению гигантских задач по преобразованию страны, если бы не пожертвования и займы (гоёкин) таких крупных купцов, как Мицуи, Коноикэ; Ивасаки, Оно и Симада. Например, в первые же дни своего существования новое правительство через свое Управление доходами «Кинкоку суйтосё», обратилось 26 декабря 1867 г. к Мицуигуми (компания Мицуи) с настоятельной просьбой оказать ему финансовую помощь. Таким образом, Мицуи, один из крупнейших купцов феодального периода, финансировавший режим Токугава, а затем императорский дом, с самого начала стал одним из финансовых столпов нового правительства [3] . Реставрация Мэйдзи, следовательно, была осуществлена коалицией купечества и самураев низших рангов, которые в качестве ёнин, или управляющих хозяйством даймё, фактически вершили всеми делами кланов. Эта коалиция одной части правящего класса с купечеством отвечала интересам крупных купцов, которые еще издавна стремились добиться покровительства от феодальных властей в обмен на свою финансовую помощь. В силу этого политические преобразования Мэйдзи и в особенности «уничтожение феодализма» в 1871 г. — этот поворотный пункт в истории страны, оставивший неизгладимый след на всей структуре современной Японии, — могут быть поняты только при условии изучения этого феодально-купеческого союза, для чего мы должны снова вернуться к периоду Токугава.
3
3 С 1707 г. представители дома Мицуи назначались придворными банкирами и оказывали содействие в покрытии расходов на похороны, свадьбы, на новое строительство и т. д. (House of Mitsui, p. 7). В 1823 г. они выпустили серебряные деньги для князя из клана Кии, в 1867 г. — для сёгуната, в 1868 и 1871 гг. они выпустили денежные знаки для правительства Мэйдзи (ibid., pp. 7–8). Этот японский вариант дома Фуггера сумел сохранить свое финансовое господство в течение всего периода Токугава, закрепить его в период Мэйдзи и расширить сферу своей деятельности в последующий период.
Исторические предпосылки образования феодально-купеческой коалиции
В Японии, несмотря на ненависть к купцам, которая клокотала в груди обанкротившихся феодальных владык, превратившихся в должников осакских купцов, гордых своим богатством, интересы феодального правящего класса настолько тесно переплелись с интересами крупного купечества, что все, что причиняло ущерб одним, задевало и других. Надменный даймё вынужден был подавлять свою спесь, если он хотел избежать банкротства. В том случае, если даймё прибегал к крайним мерам — отказывался погашать в срок свои долги или же угрозами по адресу своих кредиторов пытался заставить последних аннулировать долги, — он сразу же сталкивался с тем, что другие купцы, к которым он обращался за кредитом, очень вежливо, но категорически отказывали ему. Эта солидарность являлась для купцов своеобразной формой защиты своих классовых интересов [4] . С другой стороны, поскольку проценты от займов, предоставляемых самураям и даймё, были главным источником доходов крупных купцов, то полное разорение первых неизбежно привело бы и к разорению купечества [5] . Следует отметить сравнительную слабость японского купечества, которое было лишено таких источников накопления капитала, как торговля и грабеж, широко использовавшихся их европейскими коллегами в XVI–XVII вв. Ограничительные меры токугавского правительства и нищета крестьян, продолжавших вести натуральное хозяйство (денежное обращение начинало, конечно, проникать в деревню, но крайне медленно), препятствовали расширению внутреннего рынка. Как уже было сказано выше, основными клиентами тёнин были самураи, проживавшие в городах-замках, а также даймё, которые вместе со своей свитой были обязаны, согласно системе санкин-котай, проводить половину своего времени в Эдо. Купечество, прекрасно понимая, что его собственное процветание тесно связано с благосостоянием воинов и знати, являвшихся его клиентами-должниками, никогда не мечтало о лобовой атаке против всей системы феодализма, хотя оно всегда было готово финансировать политическую борьбу против бакуфу, выступая таким образом на стороне оппозиционных элементов феодального класса [6] .
4
4 Один из способов, посредством которых купцы подвергли финансовому остракизму даймё и самураев, которые не платили свои долги, заключался в том, что перед домом упорствующего должника вывешивался бумажный флаг (Honjo, op. cit., p. 261). Приводим следующую цитату для иллюстрации отношений, существовавших между купцами и самураями: «Самураи горели ненавистью к купцам (оскорбленные тем, что купцы ставили их в трудное положение), но они терпели дерзость со стороны купцов ради своих господ, которые вынуждены были занимать у них деньги и были даже готовы отказаться от бусидо, лишь бы завоевать доброжелательное отношение людей из народа» (ibid., стр. 260).
5
5 Это утверждение нуждается в пояснении, так как купечество наживалось больше на финансовых затруднениях самураев и даймё, чем на их процветании. Затруднения же последних проистекали из потребности обменять рис на наличные деньги. Но по коренным вопросам их интересы совпадали, поскольку и те и другие смотрели на крестьян как на поставщиков рисовой дани. Таким образом, попытки даймё обеспечить растущую потребность в деньгах и погасить долги путем дополнительного обложения крестьянства предпринимались не только в собственных интересах князей, но также и в интересах купцов, которые терпеливо ждали погашения выданных ими кредитов. Японский экономист Такахаси Камекити утверждает даже, что для купечества и в особенности для крупных купцов уничтожение феодальной системы было бы равносильно самоубийству (Такахаси Камекити, Кэйдзай сидзё-ни окэру Мэйдзи исин (Реставрация Мэйдзи и ее роль в истории экономики), в кн. «Мэйдзи исин си кэнкю», стр. 129).
6
6 Этот вопрос кажется мне настолько важным, что я позволю себе привести слова японского историка-социолога: «Причина того, что этот нарождающийся класс купечества (тёнин) даже и не помышлял о свержении воинского сословия (буси), заключалась в том, что последнее было их клиентами, и если бы они разорили своих клиентов хотя бы на короткий промежуток времени, это нанесло бы катастрофический удар и их экономическому положению. Именно это позволило самураям сохранить свои позиции вплоть до реставрации, то есть много лет спустя после того, как они потеряли реальную власть в стране (Такигава Масадзиро, Нихон сякай си (Социальная история Японии), Токио, 1935 г., стр. 246–247).
Поскольку изоляционистская политика токугавского правительства исключала возможность вложения капиталов во внешнюю торговлю или в промышленность, то купцы, в особенности мелкие, часто употребляли свои деньги, полученные от торговли или ростовщичества, на приобретение земли. Освоение пустующих земель, как отмечалось в предыдущей главе, являлось одной из сфер приложения купеческого капитала. Приобретенную землю купцы обыкновенно сдарали крестьянам в аренду (эй-косаку) на срок свыше 20 лет. Другим видом аренды была ситидзи-косаку, то есть аренда заложенных земель, взятых ростовщиками у крестьян в качестве залога. Существовали и иные виды аренды, благодаря которым можно было обходить феодальные законы, запрещавшие отчуждение земельных наделов. Однако в данном случае нас интересует то, что в результате разложения феодализма в Японии появился новый класс землевладельцев, которому было выгодно сохранение феодальных отношений, хотя и в несколько видоизмененной форме, и который, следовательно, имел больше общего с классом даймё, чем с крестьянством [7] . Не трудно понять, что феодальные власти питали отвращение к этому быстро растущему классу новых помещиков. Это подтверждается следующей выдержкой из летописи того периода «Канно Бакумон», которая свидетельствует как о степени распространенности этого нового вида землевладения, так и о той тревоге, которую оно вызывало в официальных кругах. «Говоря о вреде концентрации [земли], мы должны отметить, что богачи, обладающие чрезмерными богатствами, поглощают наделы бедняков и становятся еще богаче, тогда как бедные становятся еще беднее. Плодородные земли полностью захвачены богатыми, и бесчисленные бедствия народа в конце концов приведут к бедствию всего государства… Кто не знает, что численность населения падает, а площадь пустующих земель увеличивается? Имеются люди, которые, очевидно, не в состоянии платить налоги, в результате чего количество налогоплательщиков уменьшается, и нам не остается ничего другого, как прибегать к гоёкин [принудительным займам]. Причиной всех этих затруднений является концентрация [земли]».
7
7 Взаимоотношения между этим классом новых помещиков, синдзинуси, и феодальными князьями являются предметом спора между японскими историками. Одна историческая школа, представленная Хаттори Корэфуса, утверждает, что этот класс новых помещиков сотрудничал с феодальными князьями в деле эксплуатации крестьянства, вследствие чего Хатторри рассматривал его как часть господствующей феодальной иерархии. Против этой точки зрения выступает проф. Цутия Такао, который выражает сомнение в существовании союза между феодальными князьями и этим новым помещичьим классом. Он пытается доказать, что вторжение купеческого и ростовщического капитала представляло угрозу феодальным интересам князей и поэтому клановые власти иногда конфисковывали имения этих помещиков-выскочек (например, в Цусима, Цу, Сага и Kaгa) или же строжайше запрещали захват земель (как, например, в Оби и Сэндай) (Цутия Такао, Нихон сихонсюги си ронсю (Сборник статей по истории японского капитализма), Токио, 1937 г. См. главу «Синдзинуси рон-но сайкэнто» («Дальнейшее обсуждение вопроса о новом помещике»), стр. 3—26).
Нельзя, конечно, не принять во внимание ту зависть к новым землевладельцам, которую испытывала феодальная аристократия, вынужденная делиться с купцами и ростовщиками своим некогда безраздельным правом взимания дани с крестьян. Однако перед лицом недовольного крестьянства, стремившегося либо путем восстаний, либо при помощи бегства сбросить с себя непосильное бремя, эта же самая аристократия становилась плечом к плечу с презираемым, но экономически сильным классом купцов и ростовщиков. Что касается крестьянства, то оно восставало как против финансового гнета феодальных властей, так и против эксплуатации новых землевладельцев [8] . По мере разложения токугавского режима эти две социальные группы, то есть прежние феодальные правители и новые землевладельцы, все больше и больше сближались между собой. Именно это, как мы увидим ниже, обусловило возможность того компромисса, к которому пришли эти классы при решении аграрного вопроса в период реставрации.
8
8 Конфликты по вопросам аренды, являвшиеся выражением вражды крестьянства к этому новому помещичьему землевладению, представляли собой наиболее распространенную форму крестьянских восстаний периода Токугава.