Степь

Манасыпов Дмитрий Юрьевич

— Молодец. — Бирюк убрал ногу с его шеи. — Извинись перед дамой.

— Извинения прошу, — мутант смотрел под ноги. — И за брата тоже.

— Молодец, — повторил Бирюк. — Пошел на хер отсюда. И дерьмо родственное тоже забери.

Он проводил взглядом мутанта, утащившего брата в сторону узкой щели, где хранился всякий хлам.

— Вот уроды. Дорогая, ты как?

— Хорошо. — Семерка села на узкой откидывающейся и грязной лежанке.

— Давай я тебе рану осмотрю.

— Ой, иди ты, а? Мне Змей поменял повязку часа три назад. Как там наши лошадки?

— Вот и заботься после этого о ней. Эх, старость

не радость, девушки совершенно не любят. Раньше, помнится, в очередь выстраивались, чтобы я им там помог, хоть даже по мелочи…. Лошадки? Да бегут себе, что им будет? Скоро доберемся, темнеть уже начало. А там их поставим отдохнуть. Хорошо бы мастерскую там найти, техосмотр устроить. Я что-то даже считать не стал, сколько мы верст нарезали.

А ведь действительно… Енот прикинул и удивился. На одних только киберконях они проделали практически весь путь и даже уложились в отведенное время. Не иначе, как Семерка вела их по каким-то странным и нехоженым путям, давшим лишнее время.

— Змей снаружи? — Поинтересовалась женщина. Настолько спокойным голосом, что Енот сразу понял — тогда, в бункере КОНа, все было странной и нелепой ошибкой. И эта красивая женщина больше никогда не окажется в его руках.

— Точно. — Бирюк с усмешкой посмотрел на чуть поменявшегося во взгляде Енота. — Сел в наблюдательный скворечник, сидит, красоты разглядывает.

— Помоги мне, — она показала рукой на один из своих баулов. — Енот, дай мне его, пожалуйста.

Он отвернулся, когда женщина снимала разодранную сорочку и бюстгальтер. Спать она легла в ней и одних высоких теплых чулках. Только когда она попросила, подошел помочь с затягиванием ремней ее хитрого корсета. Енот старался не дотрагиваться до открытой кожи на запястьях и шее, почему-то стесняясь ее. Женщина посмотрела на него со странной благодарностью, но ничего не сказала. Хотя он и так почти догадался обо всем. Мысль подтвердилась очень быстро.

Когда Семерка достала из сумки широченные брюки с карманами по бокам, явно от военной формы, все стало ясно. Поверх плотно намотанного по бедру бинта вряд ли можно одеть что-то другое. И куда собралась женщина, стало ясно достаточно скоро, когда она медленно, прикусив губу, двинулась к лестнице, ведущей наружу, а точнее — на крышу этого дивного передвижного средства.

— Может не стоит? — поинтересовался Бирюк, прикуривая еще одну. — Пожалей себя, подруга.

Семерка не ответила, и Енот подошел ей помочь. Подсадил, придержал за талию, когда она открывала люк. Мыслей положить ладони на ее крепкий зад даже не пришли в голову.

— Так, дорогие гостюшки. — Горностай посмотрел на исчезающую наверху Семерку. — Прощения, значит, прошу за моих ухарей. Что-то они у меня сглупили, хорошо хоть живые остались.

— Второй тоже цел? — Поинтересовался Енот.

— А куда он денется. Так, отлежится, не привыкать ему. Мне Михакк разъяснил, что да к чему, все вроде понятно. Как приедем в Иркуем, постараюсь помочь, чем смогу. Может вам и не придется снова стрелять. А вы, как я понимаю, тоже хэдхантеры, чистые?

— Почему тоже? — Снова поинтересовался Енот. Бирюк молчал, попыхивая и склабясь в углу.

— Да брось, чистый. — Горностай хихикнул. Получалось оно у него мерзко, под стать внешности. — Я ж говорю, что знаком с Семеркой, знаю, чем она занимается. И одобряю выбор Михакка, что и говорить. Э-э-э…

Бирюк?

— Что? — Бородач оторвался от своего любимого занятия и потушил сигарету о каблук.

— А не поможете ли вы мне, как разберетесь с проблемой Михакка?

— Двойная ставка.

— Почему?

— Потому что города Иркуема и тебя, Горностай, как бы нет. А если кто узнает, что Бирюк работает на что-то несуществующее, то это многим покажется странным. А если кто-то узнает, что странность родом из города, про который разве что шепчутся по темным углам, то за мной придут из КВБ. Даже так… две с половиной ставки.

Горностай потоптался на месте, покрутил толстыми пальцами.

— А я согласен.

— Хорошо. — Бирюк покопался в мешке, достал банку с тушенкой. — А расскажи мне, Горностай, кто такая ее светлость?

— Ее светлость? — мутант сел на освободившуюся лежанку. — Оно тебе надо, ты уверен?

— Не то слово, как уверен. — Бирюк ножом достал большой пласт мяса.

— Хорошо, раз уж ты едешь в Иркуем, почему тебе не рассказать про его хозяйку. — Горностай почесал торчащее ухо. Шляпу он так и не снял. — Ее светлость Алая королева. Полноправная хозяйка Иркуема и окрестностей, наш светоч и все такое. Редкостная злобная стерва, которую я боюсь как огня. Таскаю ей всякую хрень со всех Пустошей, постоянно рискуя головой, и боюсь. Мне страшно каждый раз, когда она вызывает меня к себе. У меня, чистый, трясутся поджилки, когда слышу ее голос. А он у нее такой, что сразу понимаешь, что после нее такой сладкой и горячей женщины у тебя никогда не будет. Но от этого хочется ее еще больше.

— Надо же… — Бирюк протянул наполовину полную банку Еноту. — То есть прямо медовая такая вся, сладкая, аж облизать всю хочется?

— Да…. И страшная. У меня был друг, ну, как друг… так. Он ухаживал за ее сворой, а свора у нее очень большая. Холил и лелеял каждую псину, даже помесей, что оставались, если ее светлость решала не убивать щенков. Знал каждого по голосу, блядь. И один раз притащил кашу, не подержав ее положенное время, чтобы остыла. А она зашла проведать своих песиков, своих лапочек. Я ж тогда был с ней, потащила вниз, та мне приказы раздавала, что да как ей доставить. Меха она любит до страсти как, жуть просто.

— И что случилось? — Бирюк зевнул.

— Изволила проверить кашку своим, мать его, собственным пальчиком. Обожглась, ясное дело. Другу выпустили кишки, приколотили к столбу гвоздем и спустили на него овчарок.

— О как…

Горностай помолчал.

— Гвоздем, сука, к столбу. Он на него даже полез, и вниз упал.

— Соболезную, что еще сказать.

— Ай, брось, — мутант отмахнулся. — Он та еще гнида был, так, к слову пришлось. Я вам, чистые, советую, как на духу: не попадайтесь ей на глаза. А то мало ли… не любит она вас.

— Сильно не любит? — Енот посмотрел в банку. Нет, все выскреб.

— Да весьма. Обычно в выходной, не говоря про праздник какой, на площади любят с вашим братом развлекаться. Ну, опять же, как, не всех туда тащат. Пограничников, еще каких военных. Крестьян редко, те в рабы сходу попадают, если их в плен ведут. А вот фермеров некоторых, тех, что сами себе баре, запросто туда же.

— И что с ними там делают? — поинтересовался Бирюк. — Заставляют петь и танцевать с отрезанными ушами и носами в руках? Приколачивают гвоздями к столбу?