Странники войны

Сушинский Богдан Иванович

Профессор исподлобья взглянул на штурмбаннфюрера, натужно посопел, словно тащил наверх, по «тропе смерти» один из камней в лагерной каменоломне, и вновь уткнулся в бумаги.

— Это не совсем так, — решился он наконец. Мне не хотелось возвращаться к этому эпизоду, а тем более — разочаровывать вас, но коль уж вы сами упомянули о нем... Как выяснилось, Зомбарт вовсе не собирался подражать фюреру. Наоборот, пародировал его.

— Что?! Но в докладе службы СД было сказано, что он очень фанатично подражал фюреру.

— ...Поскольку эта служба получила задание

во что бы то ни стало подыскать кандидата в двойники Гитлера. Этому Зомбарту чертовски повезло. Где-то там, в верхах СД, быстренько переоформили его криминальное пародирование на фюреролюбивое подражание, и таким образом задание было выполнено. Но если бы господин Зом-барт не был отобран из восьми представленных «теней», это подражание все равно стоило бы ему в лучшем случае гильотины.

— Откуда вам это стало известно? — Скорцени с такой силой сжал подлокотник дивана, что старое рассохшееся дерево буквально застонало.

— Он сам признался. Точнее, проговорился. Во время одного из полугипнотических сеансов внушения.

Первый диверсант рейха с силой рубанул ребром ладони по стоявшему рядом карточному столику и резко поднялся, заставив профессора — лагерный номер 1378213 — испуганно отшатнуться.

— Хорошо, он проговорился. Мы знаем, что было на самом деле. Но что дает нам это признание? — коршуном навис над ним Скорцени. — Я имею в виду истинное перевоплощение Имперской Тени в фюрера. Соображайте, доктор, соображайте!

— Кроме одного — возможности запугивать повторным арестом за личное оскорбление фюрера.

— Если мне понадобится повесить, — вырвал Скорцени из рук профессора папку-досье, — я ,повешу его даже за то, что он боготворил фюрера, но при этом слишком перестарался.

Несколько минут он горячечно метался, переводя взгляд с одной бумажки на другую, сгреб и швырнул на столик два конверта с фотографиями. А еще через несколько секунд, проткнув одну из бумаженций заскорузлым ногтем, воскликнул:

— Ну вот же оно, дьявол меня расстреляй!

— Что? — робко потянулся к папке «лагерный номер 1378213».

— А то, что на самом деле он всегда был бонапартистом. И рожа его, — рассыпал по столу с десяток фотографий, — вполне позволяла мнить себя Бонапартом, подражать Великому Корсиканцу, видеть себя под его короной. Что вы гипнотизируете меня, профессор?! Ждете, когда, по примеру этого идиота, я тоже начну закатывать под лоб белесые глаза, слюнявить челку и, вскидывая руку, орать «хайль Гитлер»?! Чтобы затем предложить меня на роль Имперской Тени?

— Он действительно бонапартист, но ведь нам нужна тень фюрера, а не Наполеона. Одной из целей моих сеансов внушения как раз и было вывести его из маниакальной струи бонапартизма и подвергнуть влиянию личности фюрера.

— Мне стыдно за ваш научный титул, профессор. Вам что, неизвестно, каким способом и на каких основаниях из Шикльгрубера создавали образ нынешнего фюрера Великогерманского рейха?

— «Создавали»? Образ фюрера?

Открыв от ужаса рот, бывший узник трех концлагерей ошалело покачал головой.

— Так вот, — не обращал внимания на его реакцию

Скорцени, — лепя этот образ, исходили именно из того, что кумиром Адольфа Шикльгрубера являлся Бонапарт. И что тот безбожно стремился да и сейчас стремится уподобиться ему. Вам что, неизвестно, откуда у фюрера, а затем и сотен его подражателей да последователей появилась эта знаменитая челка? Тогда не поленитесь, взгляните на один из портретов Бонапарта. «Тенью Великого Корсиканца» фюрера, конечно, не назовешь. Челка тоже имеет свои особенности. Но начиналось-то все с того же, с чего начинали все «наполеоны», выстрелянные гестапо по вашим дурацким психушкам.

— Бонапартист? И это Гитлер — человек, погубивший Францию? — дрожащим спазматическим голосом пробормотал профессор. — Я не знал этого. Почему же никто из личных врачей фюрера не пожелал сказать мне об этом?

— В таком случае можете считать, что перед вами тот самый «личный врач» фюрера. Его тень и его сотворитель. А теперь убирайтесь вон! С Зомбартом, этим фюреронедоноском я побеседую сам.

57

Они проснулись, когда солнце уже клонилось к закату. Огромный огненный шар его поджигал вершину дальнего, возвышающегося над низинным лесом холма и медленно врастал в него, становясь похожим на шипящую лаву вулкана.

Сарай, в котором беглецы нашли себе приют, стоял над крутым склоном широкой речной долины, и, поднявшись первым, Беркут не спешил будить Арзамасцева, а молча, заколдованно просматривал исполосованную валками неубранного и уже почерневшего сена до- [32] лину; редкий, вспыхивающий факелами крон березовый лес; ожерелье миниатюрных, окаймленных невысокими травяными берегами озер.

На рассвете, пробираясь сюда, Беркут не успел да и не мог рассмотреть этот скрытый под пеленой тумана пейзаж, и теперь любовался им с таким удивлением, словно проснулся в ином мире. А может, и не проснулся, может, все это еще только снится ему в непривычно сладком сне «лагерного ангела».

32

На первом этапе своего восхождения к вершине власти фюрер действительно почти маниакально подражал Наполеону. Это засвидетельствовано многими людьми из его окружения. Знаменитая «челочка» Гитлера тоже скопирована была с наполеоновской, что и дополнило известный всему миру облик вождя Третьего рейха.

Сарай доживал свой век в стороне от села, не примыкая ни к одной из двух близлежащих усадеб, и решение беглецов спрятаться в нем было сущим безумием. Если бы немцы вздумали прочесать село, они прежде всего нагрянули бы сюда.

Еще более безрассудным казалось сейчас Беркуту то, что, едва взобравшись на сеновальный чердак, они, не установив дежурства, сразу же уснули и почти десять часов проспали безмятежным детским сном.

— Что там, лейтенант? — услышал он позади себя встревоженный голос Арзамасцева.