Страж
Шрифт:
Она смотрела на него так, словно он находился где-то совсем далеко, а когда колесница проносилась мимо большого выступа в стенке прохода, неожиданно качнулась в сторону. Ее голова ударилась о камень, и она, не издав ни звука, исчезла за бортом колесницы. К тому времени, когда Эоген остановил лошадей и подбежал к ней, Дердра Печальная была мертва.
В тот день что-то умерло и в наших сердцах, словно пока она была жива, что-то хорошее и чистое согревало всех нас, а после того, как мы позволили ей умереть, от огня жизни остался лишь холодный пепел. И я знаю, что теперь я лишь тень того человека, которым ощущал
41
Дочери Калатина на какое-то время оставили меня в покое, и те видения, которыми они меня терзали, теперь не тревожили мой сон. Но однажды холодной ночью, когда на ветвях лежал тяжелый снег, они открыли мне, что хрупкий мир, воцарившийся в Ольстере, вот-вот снова нарушится, а чтобы я получше запомнил эту новость, они наслали на меня лихорадку, которая наполнила мои кости ледниковой водой, а суставы — песком. Мне так и не удалось до конца избавиться от этой лихорадки, она мучает меня до сих пор.
Высасывая из меня тепло, дочери Калатина представили мне видение воинов Коннота, пирующих в главном зале замка Мейв. Огромное помещение буквально кишело ими, и Мейв показалось, что они слишком громко кричат, слишком уж стараются показать, что ничуть не изменились, а остались такими же, какими были в любую другую из многочисленных подобных ночей в прошлом.
— Наши воины сильны духом как никогда, — заметил Эйлилл, обращаясь к королеве.
Она очень медленно повернулась к нему и заговорила. Ее голос звучал ровно, бесстрастно:
— Они так громко кричат, потому что их сердца разрываются от стыда. Они беспрерывно наполняют свои чаши, потому что не могут смотреть друг другу в глаза. Они пьют, чтобы забыть. Их похвальба — ничто, их крики рождены тщеславием, их мужество — пустые слова. Каждый из них — лишь оболочка воина, а внутри у них — пустота.
Эйлилл замер, глядя на жену. Она говорила, опершись подбородком на руку, отчего ее речь была несколько невнятной. Он разглядел тусклые волосы, кожу, которая уже начала обвисать, морщины на шее. Мейв повернулась к нему, и он увидел, что огонь в ее глазах постепенно гаснет, как фонарь на рыбацкой лодке, уходящей в море в спокойную ночь. Впервые он подумал, что она стареет, но ей, пожалуй, на это было наплевать. Ему вдруг показалось, что рядом с ним незнакомый, чужой человек.
Он никогда в жизни еще не испытывал такого ужаса.
Весь вечер Эйлилл наблюдал за ней так, словно никогда раньше ее не видел. Он смотрел, как она пьет, — так, словно ей было все равно, пить или не пить. Она бездумно отхлебывала из кубка — не для того, чтобы получить удовольствие, и не для того, чтобы напиться, а просто потому, что перед ней стояло вино. Ночью, когда они ложились спать, он смотрел, как она бросает на пол снятую одежду и залезает в постель, не расчесав перед сном волосы, даже не взглянув на него, чтобы убедиться, что все еще его привлекает. Всю ночь Эйлилл пролежал без сна, глядя на ее завернутое в одеяло тело и чувствуя, что душу скребет холодная рука с длинными ногтями.
Утром Мейв осталась лежать в постели. Когда слуги принесли ей поесть, она схватила тарелку и швырнула ее в них, но швырнула вяло, не целясь, без взрыва, обычно сопровождавшего ее дурное настроение.
Эйлилл наблюдал за ней в течение трех дней и ночей, и за все это время
На третью ночь он сидел у ее кровати и смотрел, как она спит. Комнату освещал только огонь камина, бросавший на вышитые золотом гобелены, висевшие на каждой стене, длинные тени. Его лицо осунулось от тревоги и утомления, спина сгорбилась, голова поникла, наполняясь тяжестью дремы. И вдруг он очнулся, чувствуя, что случилось нечто странное.
В комнате стало холоднее. Эйлилл выпрямился, подумал, что, должно быть, открылась дверь, но она была плотно закрыта. В углу комнаты сиял тусклый свет. Он встал и направился к нему. Там стоял окованный серебром сундук. Из него сквозь щели между досками проникал мягкий голубой свет. Эйлилл осторожно приподнял тяжелую крышку.
Внутри оказалась маленькая шкатулка. Эйлилл сразу же ее узнал. Он уже видел ее в ту ночь, когда Мейв ходила в пещеру. Шкатулка светилась эфемерным голубым светом, пульсируя в такт с его сердцем.
— Что ты хочешь от нас-с-с?
Голос донесся из-за его спины. От неожиданности Эйлилл подскочил и резко повернулся. Тяжелая крышка сундука больно ударила его по пальцам. Он выдернул руку, еле слышно пробормотав ругательство. Перед ним стояла та же девушка, которая была в пещере, но сейчас она выглядела гораздо привлекательнее, чем ему тогда показалось. Он украдкой бросил взгляд на пострадавшую руку. Два ногтя уже начали чернеть. Боль заполняла руку, поднимаясь все выше. Девушка потянулась к нему и взяла за руку. Рука сразу же безжизненно повисла. Эйлилл ощущал только сильный холод. Боль ушла, но рука осталась беспомощно висеть. Старушечьи глаза на молодом лице вбили его собственный взгляд к задней стенке черепа.
— Ты разбудил нас-с-с. О чем ты хочешь с-с-спрос-с-сить?
Эйлилл покосился на Мейв. Сон ее был беспокойным, она ворочалась, вскидывала руку на лоб. Он показал на нее здоровой рукой.
— Она больна. Я боюсь, что она умрет.
Девушка, не отводя взгляда от Эйлилла, придвинулась ближе. Как она это сделала, он не понимал — ее ноги оставались неподвижными и даже не касались пола. Он изо всех сил постарался не отшатнуться. Она издавала тошнотворный сладковатый запах. Так пахнет теплая шкурка только что убитого кролика. Когда ее полные кроваво-красные губы снова зашевелились, между ними показались черные зубы.
— Она не умрет. Ей еще многое надо с-с-сделать. Но вот ты должен помочь нам, а мы поможем ей.
Эйлилл снова посмотрел на жену и почувствовал комок в горле.
— Я не знаю, кто вы, но сделаю все, что вы хотите, и заплачу любую цену, какую вы назначите. Сделайте так, чтобы она снова была здорова.
Девушка только улыбнулась, обнажив черные пеньки зубов.
В течение следующих трех дней Мейв продолжала лежать в постели, а тем временем посланцы Эйлилла постоянно сновали через главные ворота замка. Вечером третьего дня Эйлилл вошел в опочивальню Мейв и грубо сдернул с нее одеяла. Она захныкала и попыталась снова натянуть их на себя. Он вырвал их у нее из рук и швырнул на пол. Мейв свернулась калачиком и заплакала.