Судьбы. Рассказы (сборник)
Шрифт:
Меня вызвал главный инженер института.
– Борис, сейчас межсезонье, по твоим навыкам работы нет. Можешь нам помочь и поработать снабженцем? Там, в Сургуте, у тебя что-то получалось в этом роде?
– Готов попробовать. Что нужно достать?
– Подойди к начальнице лаборатории, она скажет.
Начальница лаборатории, хрупкая, миловидная, сорокалетняя женщина, Эмма Эдуардовна.
– Борис, спасибо, что согласились помочь. У нас уже два года такая проблема. Мы должны изготовить новый прибор. В нём должен быть цилиндр,
По размерам, вес должен быть килограмм двадцать пять. В магазинах ничего подобного не бывает. Где же взять эту латунь?
Приятель подсказал, что полезные снабженцы со связями собираются в пивном баре самообслуживания на улице Маяковского. Поехал туда.
Зашёл в зал. Запах дешёвого пива (другого и не бывало тогда), табака, воблы и спокойных матерков. Подошёл к ближайшему столику:
– Ребята, где тут снабженцы сидят?
Не очень спившийся интеллигент, без очков, но с усами и с тремя толстыми записными книжками:
– Чего тебе надобно, старче?
Я засмеялся этой «золотой рыбке»:
– Вы что тут, все снабженцы, что ли? Мне слиток латуни нужен.
– Цветметом у нас Дормидонтыч занимается, вон в том углу сидит.
Иду в угол, здороваюсь с Дормидонтычем, присаживаюсь за грязный пустой столик. Он молчит.
– Скажите пожалуйста, не посоветуете, где можно достать слиток латуни … размером …
Дормидонтыч совсем не похож на «золотую рыбку». Угрюмый, непроницаемый, с нечёсаной полгода головой, с обвисшими плечами то ли грузчика, то ли алиментщика. Мой вопрос застрял в волосах его причёски и бровей. Я повернулся к столику усов и записных книжек. Их владелец с улыбкой сделал движение рукой, подносящей ёмкость ко рту.
– Да-да, конечно, - молча спохватился я. Подбежал к стойке-автомату, бросил монеты в прорезь, с двумя большими кружками пива вернулся к Дормидонтычу, поставил обе кружки у его ладоней.
Он придвинул одну из кружек ко мне. Свою опрокинул в себя в три глотка. Я к пиву не притронулся.
– Ну, какая марка, какие размеры? – спросил Дормидонтыч.
– Вот, - я показал записку.
– Ничего себе. Здоровый кусок. Надо подумать.
Я подвинул вторую кружку ближе к нему. Её судьба оказалась – пойти по пути предыдущей. В четыре глотка.
– Писать будешь, или запомнишь?
Я приготовил ручку и бумагу. Дормидонтыч по памяти продиктовал телефон некоей Марьванны и адрес склада.
– Скажешь, от меня. Не забудь коробку хороших конфет. Она, дура толстая, в своём хозяйстве сама ничего не знает. Скажешь ей, что эта болванка лежит на втором стеллаже справа, внизу, в самом конце. Съездишь, проверишь размеры, убедишься, она выпишет счёт, оплатишь, заберешь.
– Спасибо большое, Дормидонтыч.
– И тебе спасибо за угощение. Обращайся. Весь цветмет Ленинграда у меня в голове.
Когда на складе у Марьванны я взял в руки болванку, к ней оказалась прикручена проволочкой бирка: марка сплава, дата прихода – март 1948 года. Она ждала меня и своей
На следующий день я попросил Эмму Эдуардовну оплатить счёт за латунь. Она долго смотрела на счет (сумма до смешного маленькая для неё, ждавшей два года), качала головой, глядя мне в лицо и за мою спину, будто высматривала там … крылья.
Робко сказала:
– Спасибо! А … ещё что-нибудь я должна?
– Я там на две кружки пива потратился, и на коробку конфет.
Она достала деньги.
***********************************
Пошли слухи по институту: … мы два года … а он за два дня …
У меня началась новая жизнь. Меня распирало от новых обязанностей, возможностей и привилегий. В коридорах со мной здоровались начальники и их милые секретари. В нашей, заставленной столами комнате, был единственный, через коммутатор телефон. Стоило мне войти, как уважительная помощница шефа меня подзывала к аппарату, томно и устало поясняя, что меня уже спрашивали несколько раз. Скоро появился второй телефон – мой личный: невиданное дело для младшего техника. Потом добавились свободные, представительские денежки.
Поиски кварцевой посуды, блокнотиков для тех же секретарей, запасных частей к оборудованию, - занимали много времени, но и оставляли возможности для развлечений. Поездки за тысячи километров за различным дефицитом давали впечатления и новые контакты.
Через несколько месяцев я перестал ездить в пивбар на улице Маяковского. Постепенно мне удалось организовать работу в телефонном режиме, а все необходимые встречи с сомнительными личностями я проводил тоже в баре, но на соседней улице. У меня там образовался свой столик, за которым присматривал швейцар, наглый с другими, но обходительный со мной. Имя Пётр удачно соответствовало должности на вратах этого рая. Его ко мне отношение стоило всего пары кружек пива в неделю. Иногда я там задерживался и после встреч, благо, у меня стал фактически свободный график.
Всё это великолепие рухнуло за несколько часов.
Как-то раз я сидел за своим столиком, завершив удачную встречу и потягивая пиво. Ко мне подошёл Пётр, который часто помогал посетителям меня обнаружить.
– Борис, тут один мужик, не такой как все …
– В смысле?..
– Ну, вроде, он кого-то ищет, сам не знает кого. Может, поговоришь с ним?
– О чём?
– Да я сам не знаю. Ну поговори, что тебе стоит! Вдруг, польза какая нам с тобой будет?
– Ладно, веди!
Подошёл – ну, точно, настоящий мужик. Хрестоматийный. В серой телогрейке, рваной, с торчащими клочьями ваты. В таких же, ватных, простроченных штанах. Лицо исхудавшее, с глубокими, многолетними морщинами, с грязью в них. В руках мнёт шапку, ровно ходок к Ленину пришёл.
Я вскочил, говорю:
– Садитесь.
А он не садится. Я сел, а он смотрит на мою кружку пива.
– Будешь пиво, что ли?
Он кивнул, сглотнул слюну. Я понял, что он сильно голоден.