Судный день Орбитсвиля
Шрифт:
— С тех пор, как ты вырос, не так ли?
Огромная фигура дядюшки Ренара вступила в унылый конус света.
Никлин снова съежился от страха и ужаса. Он видел — это вовсе не тот сохранившийся в его памяти дядюшка Ренар. Этот человек, точнее, это существо было совсем иным. Это был дядя Ренар из его сна. То самое ужасное существо, с которым мать заставляла обращаться как с совершенно обычным человеком, несмотря на его огромный рост, колючую рыжую шерсть, дикие желтые глаза и острую морду. И, как и прежде,
— Ты не напугаешь меня! — с вызовом крикнул Джим.
— А почему кто-то должен бояться такого симпатягу, как я? — Нос лиса горделиво выглянул из стоячего ворота засаленного сюртука девятнадцатого века. — Я прекрасно понимаю, почему ты не захотел иметь дело с остальными, особенно с той ужасной женщиной. Ты видел этот нож? Тьфу! — Гримаса отвращения сморщила морду лиса. — Между нами говоря, Джим, ты совершенно правильно сделал, что избавился от этого сброда.
— От тебя я тоже хочу избавиться. Ты не существуешь!
— Что за странные вещи ты говоришь. — Лис обеспокоенно оглянулся через плечо, затем рассмеялся, разинув пасть, полную острых зубов. — Да ты ведь не смог бы со мной разговаривать, если бы меня не существовало. Логично, не правда ли? Видишь ли, это место, где мы с тобой сейчас так славно беседуем, находится в мысленном пространстве. Поэтому выдуманные существа здесь столь же реальны, как и физические. Ты ведь помнишь, что тебе рассказывали о мысленном пространстве?
Никлин покачал головой.
— Я не позволю тебе существовать ни в каком пространстве.
— Не делай этого, Джимми! — Дядя Ренар вновь оглянулся в темноту, стряхнув со лба нарисованные капельки пота. — Я могу подготовить тебя к предстоящему. Ты скоро встретишься с Гэ Пэ, и я могу…
— Убирайся!
Лис отступил, его фигура покрылась рябью, и вдруг он превратился в худого, лысоватого человека лет сорока самого разнесчастного вида. Что-то шевельнулось в памяти Никлина. Перед ним стоял настоящий дядя Ренар.
— Ты тоже можешь уматывать, — приказал Никлин.
— Джимми, дай мне объяснить одну очень важную для тебя вещь, — существо становилось назойливым. — Ты думаешь, что все это сон, но это не так! Ты сейчас находишься в мысленном пространстве, Джимми. Ты должен вспомнить, что говорила тебе Сильвия Лондон. Ты ведь помнишь ее? Такая шикарная женщина. Так вот, все сказанное ею абсолютная правда!
Никлин нахмурился.
— Это значит, что ты существуешь независимо от чего бы то ни было, и я не могу причинить тебе вреда?
— Да, но я не являюсь истинно сапионным существом. — Фигура быстро оглянулась в сторону той темной массы, присутствие которой почувствовал Никлин. Лицо его стало еще несчастнее. — Настоящий дядя Ренар находится где-то в ином месте этого континуума. Я существую лишь потому, что являюсь проекцией твоих детских
— Ты имеешь в виду, если я вырасту?
— Ты давным-давно вырос, Джимми. — Существо хитро и заискивающе улыбнулось. — Ты здорово вырос! Было приятно наблюдать, как ты разнес в пух и прах этих громил в Альтамуре. Особенно третьего, когда он уже был уверен, что спасся. А потом, эта стерва Фартинг. Я скажу тебе кое-что важное, Джимми. Она сожалеет, что когда-то обошлась с тобой так несправедливо. Если ты сейчас подойдешь к ней, то ты…
— Прочь! — приказал Никлин, ненависть затопила его сердце. — Сгинь! Прекрати существовать!
Дядюшка сердито и испуганно зарычал. Черты лица его стали меняться… вытягиваться в звериную морду, зубы превращались в клыки… но прежде, чем метаморфоза завершилась, призрак исчез, растворившись во мраке.
Никлин остался один. И в то же время здесь был кто-то еще. За пределами конуса желто-болезненного света, где-то вдали, на бескрайней равнине двигалось нечто огромное и непостижимое. Абсолютная пустынность местности не позволяла оценить его размеры. Как же называлась та статуя?.. Человек, сидя на камне, замер в глубоком раздумье, подперев голову кулаком…
— Джим Никлин!
Голос прогремел где-то внутри его головы.
— Пришло время поговорить с тобой.
— Я не хочу. — Голос Никлина дрогнул. Он удивился, что вообще еще способен издавать какие-либо звуки. — Я не желаю иметь с тобой никаких дел.
— Это ложь. Ты знаешь, что так больше продолжаться не может.
Никлин спиной прижался к металлическому косяку, словно пытался обрести утраченную связь с реальным миром.
— Кто ты?
— Подумай сам, Джим! Ты хорошо знаешь, кто я.
— Откуда… откуда мне знать?
— Но ведь ты не раз беседовал со мной.
— Беседовал? Я никогда не был верующим. Единственное божество, которое я признавал… это Газообразное Позвоночное.
— Отлично, Джим.
— Но это невозможно! Ведь это лишь моя собственная шутка. Я… я выдумал тебя!
— Нет, Джим. Это я выдумал тебя.
Никлину каким-то непостижимым образом удалось возродить в себе упрямого спорщика.
— Прошу прощения, но с этим я не могу согласиться. Даже во сне не бывает такого.
— Ты всегда все усложняешь. Я просто хочу ради тебя персонифицировать свою особу. Твое представление о Газообразном Позвоночном, о Великом Шутнике… Ты очень близко подошел к постижению существа более высокого порядка, чем ты сам.
— Я считал его воплощением слепого случая.
— Да, но ты персонифицировал его.
— Тем не менее, я не могу думать о тебе, как о Газообразном Позвоночном. Это неправильно.
— Это не должно быть неправильным.
— Но ведь ты утверждаешь, что ты Бог.