Суер-Выер. Пергамент
Шрифт:
Надо отметить, что автор записки имел в виду не героя гражданской войны В.И. Чапаева, а английского кладоискателя Тчепая.
– А помните Аллевопээгу? – спросил Лёша.
– Песнь джунглей свела меня тогда с ума, – невольно вздрогнул капитан.
– Я и сейчас дрожу, – признался Лёша. – Давайте же подрожим вместе и споём эту заунывную песнь. Ностальгически.
И мы запели песнь в честь Аллевопээги – вечного странника.
ООуэ, балява!Звери выходят из нор.Вечному страннику слава,ВечносидящимТак мы пели и дрожали, как вдруг с океана донёсся пронзительный клич.
– Что это? – вздрогнул Суер.
– Не знаю, – шептал я.
Вихляющий каноэ приближался к острову. Одинокая фигура правила парус.
– Неужели? – сказал Лёша. – Неужели она с вами?
Да, это была мадам Френкель.
– Идиоты, – обругала она нас с капитаном, – поплыли к Лёше, а меня не взяли. Пришлось раскутываться самой.
– Мадам! – кричал и плакал Лёша Мезинов. – Как вы странны!
– А помнишь, как мы плавали вместе? – всхлипывала мадам. – Я за всё плаванье ни разу не раскуталась, а вот эти волки, – кивнула она на нас с капитаном, – совсем обо мне забыли. Кутаюсь так, что мачты дрожат, а эти – ноль внимания.
– Мадам! – приглашал Лёша. – Закутайтесь в одеяло и ложитесь вот здесь рядышком на песок.
– Нечего ей здесь особо кутаться, – строго сказал Суер. – Ты уж, Лёша, прости, но мы должны продолжить плаванье. Ты сам решил остаться на этом острове, и мы завели новый фрегат. В шлюпку! А то мы здесь растаем от ностальгии.
Что поделать? Пришлось нам с мадам прыгать в шлюпку, обнимая на прощанье старого друга.
– Одного не понимаю, – говорил мне капитан, – почему всё-таки в том первом, плаваньи тебя называли Дяй.
– Извините, сэр, это – усечённое.
– Что – усеченное?
– Слово, сэр.
– Что ещё за слово, которое усекается таким странным образом? «Лентяй»?
– Извините, сэр, тогда бы было – «Тяй».
– Да ну, – сказала мадам Френкель, – скорей всего что-нибудь гадкое, ну вроде – «негодяй».
– Дяй – гордое имя, – пришлось пояснить мне. – С нами тогда плавал некий кок Евгений Немченко. Он-то и усёк искомое слово. Дяй – великое усекновение прекрасного русского слова «разгильдяй» [4] .
4
Главу, посвященную Лёше Мезинову, я посвящаю Розе Харитоновой.
Глава ХLI. Вампир
– Ты знаешь, чего мне кажется? – сказал как-то Суер-Выер. – Мне кажется, что у нас на борту завёлся энергетический вампир.
– Помилуй Бог, что вы говорите, сэр?!
– Чувствую, что кто-то сосёт энергию. Сосёт и сосёт. Ты не догадываешься,
– Не Хренов ли?
– Да нет, – поморщился капитан. – Хренов, конечно, вампир, но вампир интеллектуальный. Сосёт интеллект своими идиотскими выходками. Здесь замешан кто-то другой.
– Кто же это, сэр?
– Конечно – Кацман.
– Помилуйте, сэр. Как только еврей – так обязательно вампир энергетический. Кацман – порядочный человек.
Я тревожно оглядел палубу. Лоцман Кацман в этот момент стоял на корме и пил свой утренний пиво.
– Ничего вампирического, сэр, – доложил я. – Пьёт пиво, правда, энергично.
– Пиво и энергетика вполне совместимы, – сказал Суер, – но против Кацмана у меня есть серьёзные улики и доказательства. В последнее время, например, я никак не могу произнести свою любимую команду.
– Фок-стаксели травить налево?
– Вот именно! Только взбегу на капитанский мостик, крикну: «Фок», – а дальше не могу. Он пожирает мою энергию вместе со стакселями.
– Теперь и я вспоминаю, сэр, – сказал я. – Утром встану, бывало, полон энергии, выпью коньячку, закушу минтаем – энергии до хрена! Но только подойду к лоцману – бац! – энергия начинает падать. Падает и падает, приходится снова коньячку. Мне и в голову не приходило, что это всё лоцман.
– Давай-ка спросим у Пахомыча, что он думает на этот счёт, – сказал капитан. – Эй, старпом! Прошу вас, оставьте волонтёров и подойдите к нам, а волонтёры пусть пока валяются, после приберём.
– В чём дело, сэр? – спросил Пахомыч, недовольный, что его оторвали от связки волонтёров, которая каталась по палубе, волнуемая качкой.
– Важный вопрос, старпом! Скажите-ка, как у вас дела с энергией?
– Всё в порядке, сэр, – ответил старательный Пахомыч.
– Не чувствуете ли вы, что кто-то её пьёт?
– Никак нет, сэр, не чувствую! – прокричал Пахомыч и снова вернулся к связке волонтёров, которая в этот момент встала на дыбы, торча во все стороны.
– Ясное дело, – сказал Суер, – кому нужна его дубовая энергия? Да она просто-напросто невкусна. Нет уж, пить так пить! Нервную, тонкую, умную энергию – вот что любят энергетические вампиры! Старпом! – крикнул капитан. – Да бросьте вы к чёртовой матери этих волонтёров! Соберите всех в кают-компании, пригласите также Хренова и Семёнова.
Через минуту мы все собрались в кают-компании и расселись вокруг овального стола под опахалами.
Стюард Мак-Кингсли наполнил наши кружки отличной манилой.
– Лоцману попрошу не наливать, – неожиданно приказал капитан.
– Что такое, кэп? – удивился Кацман.
– А вы сами не догадываетесь?
– Кэп! Кэп! Сэр! – заволновался лоцман. – Ничего не понимаю.
– Зачем вам манила?! Вы ведь пьёте совсем другое!
– Сэр! Клянусь! Сегодня только мой утренний пиво.
– Перестаньте притворяться, лоцман! Вы пьёте энергию.
Лоцман нахмурился и неодобрительно осмотрел овальный стол и наши опахала.
– Вот вы скажите нам, Хренов, – продолжал капитан, – пил у вас лоцман энергию или не пил?
– Конечно, пил, – отвечал мичман. – А я думаю, ладно, пускай себе пьёт, не жалко. А что, разве это не полагается, сэр? Если нет – вы прикажите, я ему больше не дам ни капельки. Энергия моя, принадлежит только мне, нашей общей идее и, конечно, моему капитану.
– А у вас, Семёнов, пил он или нет?
– Немного, сэр. Он, бывало, у Хренова напьётся и до меня уже доходит полностью наполненный. Да к тому же у меня всё вахты, вахты…