Сумерки Эрафии
Шрифт:
На соседней улице раздались крик, шум, и из темного проулка выскочили всадники в доспехах Эрафийской гвардии. Гримли даже выглянул из своего убежища, чтобы лучше видеть схватку. Если бы он был ну даже не магом, а хотя бы начинающим чародеем или адептом ордена Святого Фавела! Тогда он мог бы наблюдать, как в темно-красном пространстве астрала, мира, параллельного этому, столкнулись две могучие силы.
Но Гримли лишь видел, как эльф вскочил и в два огромных прыжка оказался на крыше сарая рядом с арбалетчиком. Он ловко выбил оружие из рук стрелка, и тот с криком полетел вниз, из провала показалось пламя. Эльф покачнулся на обрушающейся крыше горящей постройки, его окутал сноп искр. В этот момент синяя молния вырвалась из руки темного рыцаря. Случайные зрители
В то же время всадники Эрафии ворвались во двор, и первый из них вылетел из седла, будто врезавшись в невидимую стену. Конь черного рыцаря, как и его хозяин, был неуязвим для простого оружия. Три брошенных в него тяжелых боевых дрота отскочили назад со странным пульсирующим звуком. Черный воин повернул голову, будто что-то искал, и в этот момент из горящей конюшни выбежал эльф. Он с ходу вскочил на оставшегося без седока эрафийского жеребца и погнал по улице во весь опор.
Дикий злобный вой раздался сзади. Черный конь поднялся на дыбы, и на копытах его сверкнули голубые огни. Он сделал гигантский скачок, пробил остатки горящего забора и оказался прямо перед Гримли. Тот даже не успел толком испугаться, но за те мгновения, пока всадник стоял перед ним, смог его рассмотреть.
Темно-фиолетовый доспех покрывал все его тело. В отличие от обычных лат, на нем не было ни единого шва или отдельно торчавшей пластины. Он казался пластичнее, чем шелковая ткань, и прочнее любой стали. Нагрудник был расписан рунами, светящимися фосфорическим темно-зеленым светом. Шлем был сплошной, с опущенным забралом. Сквозь глазную щель бил тускло-красный холодный свет, макушку шлема венчали короткие, завитые назад рога. В голове Гримли снова возник тот ужасный глухой вопль, перераставший в ураган и, казалось, готовый разорвать голову изнутри. Из глаз брызнули слезы, весь мир вокруг стал расплываться. Затем сознание потонуло в налетевшем мороке. Последнее, что он видел уже угасающим взором — это оторвавшийся от земли в новом прыжке конь. Треск ломаемой копытами бочки, плеск разливающейся воды… и обессилевший юноша повалился на брусчатку…
Без сознания он пролежал лишь несколько минут, а когда пришел в себя, не обнаружил ни черного всадника, ни эльфа. С трудом перевернувшись на спину, Гримли понял, что лежит в луже, среди обломков и узких поломанных досок, бывших телом лопнувшей бочки. Над головой темнело небо. Мириады звезд также неподвижны, как и всегда, а обе Луны готовы были встретиться в зените. [3]
Крики, брань и стук копыт удалялись: гвардейцы и всадники бросились в погоню за черным всадником. С трудом скользя по влажной поверхности, Гримли все-таки смог встать. Люди понемногу возвращались, тушили огонь. Лишь главный дом, где прежде скрывался эльф, продолжал гореть, ярко освещая площадь разрушенного подворья, прилежащие дороги и перекресток. Все тело юноши болело так, будто его пропустили сквозь десяток мельничных жерновов, а на прощание стукнули по голове тяжеленным обухом. Шатаясь и опираясь на стену лавки, кашляя и сплевывая наполнявшую рот кровь, он брел подальше от места боя. Где-то там, в конце улицы, был дом Егана, там горели огни… «Что скажет отчим, дядя Том?! — Тут он резко оборвал сам себя. — Я уже не маленький, я свободный человек и делаю, что хочу. Велес — моя вера и защита!»
3
Обе Луны в зените свидетельствуют о полуночи, начале новых суток в эрафийской и авлийской традиции.
Когда до дома Егана был еще с десяток дворов, Гримли вновь стало плохо. Он оперся на чей-то забор, чтобы прочистить желудок. С той стороны забилась, завыла злая собака. Вдруг к нему подскочил человек, и мощные жилистые руки подхватили трясущееся тело, поддержали и помогли. Перед глазами все плыло, но сквозь шум и взвизги
— Разрази меня нойон со всем моим барахлом! Как я мог отпустить одного тебя, как я мог?! Старый дурень, забыл клятву.Будь прокляты эти деньги, ты, сынок, ты мое единственное сокровище!
Человек бил его по щекам, старался дышать в рот, хотя это выглядело неуклюже и смешно. Уплывая в беспамятство, Гримли увидел перед собой заплаканное, искаженное болью и страхом лицо Томаса Фолкина, много лет тому назад служившего в королевской страже Энрофа.
Глава 3
Земли бессмертных, цитадель Агону,
6 путь Лун, 987 год н. э.
Над серыми водами летел слепень. Его легкий хитиновый панцирь переливался под яркими лучами. Солнце давно миновало полдень, но до моря было еще далеко. В своей дельте река была почти полмили в ширину, и перелететь ее маленькому насекомому было тяжело. Сильный теплый океанский ветер так и норовил швырнуть слепня вниз. Из последних сил он поднялся над приближающимся берегом, внизу мелькнула высокая набережная черного камня, рядом мостик, ограда и линия высоких колонн. Слепень опускался, сил не было, но вокруг уже был город, ему чудились запахи пищи и тлена.
Чуть поползав по темному древнему камню ограды, он пригрелся и совсем перестал двигаться. К теням, отбрасываемым колоннами и завитками ограды, прибавились еще две. Маленький уставший слепень не видел этого, не осознавал угрозы. Он ничего не понял и тогда, когда рука в перчатке темно-фиолетового металла потянулась к ограде и вмиг раздавила это хрупкое тельце.
— Дрянь, как они только залетают сюда, — сказал один из пришельцев и легким движением столкнул раздавленное насекомое вниз.
— Думаю, с острова-тюрьмы, — ответил другой, — или с монолита первичной переработки, там ведь столько отходов.
— Это вряд ли. Теперь за всем следят, я сам указал Тамикз а лле, что с помойкой пора кончать. Почти тысячу лет тут воняло, а сейчас какая благодать…
— Но ты ведь привел меня сюда не для того, чтобы узнать мнение о паразитах, Вок и ал?
— Конечно, Тант, браслеты? — Один из собеседников показал другому полоску серебристо-бежевого сплава у себя на запястье. Она была надета поверх перчаток. Фиолетовые латы покрывали почти все тело Танта. Второй собеседник был одет в черную рясу, подпоясанную белым шнурком, оканчивавшимся застежками в виде черепов. Тант был шести футов роста, Вокиал — на голову ниже. Он всегда горбился, то и дело потирая руки, будто от холода. На запястье Вокиала был точно такой же браслет, что и у Танта. Он показал его, чуть одернув рукав рясы, обнажив на мгновение желтую, совсем сухую и костлявую руку без волос.
— Ты ведь и так обо всем догадываешься. Однако нам стоит сверить позиции. Мы решили посвятить тебя в нашу тайну, чтобы понять, как ты относишься к нынешнему плачевному положению. Попытаться связать воедино все, что происходит последние пятнадцать лет. Сейчас подойдет наш общий старый знакомый, это…
— Дас, посланник сумрака. Поверь, Вокиал, я, не утруждая себя, могу назвать еще десяток имен и сотни предпринятых вами действий. Я хочу, чтобы ты не говорил загадками, мне полуправда не нужна.
На лице нойонамелькнуло подобие улыбки. Глаза Танта, блеклые искусственные шарики, вспыхнули жестким первородным голубоватым огнем. Истинные глаза бессмертного духа, скрывающегося в этом мрачном вместилище.
— Хорошо, давай начистоту, никаких полумер и полуфраз, мы не можем позволить себе такой роскоши, как трата времени на недомолвки. Особенно сейчас, при постоянной опасности как со стороны арагонского врага, так и собственных вождей.
— Ближе к делу, Вокиал! — с металлом в голосе отрезал Тант.