Суррогат мечты
Шрифт:
А потом в хлеву снова что-то зашевелилось. Дима перестал дышать, весь превратившись в зрение и слух. Сердце бешено гоняло по венам закипевшую кровь.
Из руин хлева на полумрак дня Зоны выбрался… Человек. Дмитрий обомлел. Мгновенно пересохшие губы прошептали: «Боже мой!» Ладони покрылись липким потом. Дрожь, пронизывающая тело, превратилась в разряды электрического тока, конвульсивно колотившие каждый сустав.
Затаив дыхание, Шухов отслеживал в автоматный прицел каждое движение человека. Только вот теперь Рыжий сильно сомневался, что существо, увиденное им, принадлежит к тому же роду, что и он сам. Сильно сомневался. И от этого ему становилось еще страшнее. Зона, Зона, проклятая ты земля, сколько же жутких тайн ты еще носишь в себе?
«Человек»
На голове твари был напялен старый противогаз. Это удивило Дмитрия больше всего. В оптику можно было различить, что стекла маски покрылись трещинами. Неужели в них можно было хоть что-то увидеть? Гофрированный хобот противогаза, наполовину оборванный, тащился по земле. Существо причудливо мотало головой, отчего создавалось впечатление, что оно внимательно нюхает почву, как бы отыскивая следы. А может, так оно и было? Тело чудовища покрывал старый армейский камуфляж, местами изорванный в клочья и заляпанный всевозможной грязью. На одной ноге Рыжий разглядел армейский ботинок, другая же была босая. Существо проковыляло несколько метров от развалин и замерло, припав к земле и поводя в разные стороны обтянутой блестящей от дождя резиной головой в разные стороны, осматривая и принюхиваясь.
Дмитрий огромным усилием воли приглушил сводящий с ума ужас и желание бежать со всех ног и начал следить за существом. Теперь им руководило любопытство. Это было что-то новенькое… Такого Шухов еще не видел, и готов был поспорить, что никто из ходоков тоже. Юрий вполне может оценить описание этой твари дороже, чем тушу плоти, наверняка покалеченную во время схватки.
Палец Дмитрия лег на спусковой крючок автомата. Стрелочка прицела совместилась с левой стороной тела создания, где обычно находилось сердце… Шухов затаил дыхание… Но не смог нажать на курок. Он раньше ни разу не стрелял в людей. Это было против его природы, против морали человека вообще. Плоть — уродливый мутант, больше напоминающий бесформенный кусок мяса на тонких ножках. А здесь в прицеле был человек. Пусть уродливый, страшный, грязный, ведущий себя, словно дикое животное, но человек. И убить его вот так, исподтишка, затаившись, ходок не мог. Он был исследователем, охотником, но не убийцей. А вдруг у этого создания есть разум? Вдруг оно думает, чувствует, только иначе, чем те, кем он был раньше? Нет, Рыжий не смог нажать на курок.
Дмитрий опустил ствол, оторвался от окуляра прицела и осторожно взялся за бинокль. Существо продолжало сидеть в траве, вынюхивая землю хоботом противогаза. Дмитрий притаился, наблюдая за ним. Потом медленно-медленно запустил правую руку за пазуху и вытащил небольшой цифровой фотоаппарат. Включил его, настроил цифровой объектив и сделал несколько снимков странного существа. Потом поставил аппарат на режим видеозаписи. Флешка в устройстве была приличного объема, и на десяток минут полноценной, пусть и не очень хорошего качества записи ее должно было хватить. Камеру Дмитрий в свое время приобретал хорошую, дорогую, не боящуюся ударов, дождя, тряски. И она часто ему пригождалась. За некоторые фотографии Круглов платил хорошие деньги. Ходоку иногда доводилось забираться в такие участки Зоны, куда ученые не решались и сунуться, и наблюдал там разные диковинки. Но то, что фиксировал на цифровой носитель фотоаппарат сейчас — не видел еще никто.
Хотя Сахаров давно прогнозировал во всеуслышание: Зона — одна сплошная тайна, в которую человек может проникнуть лишь чуть-чуть, увидеть только самые ее верхушки, как у айсберга в океане. И то, что Рыжий сейчас наблюдает новое, неизвестное людям существо еще ни о чем не говорит.
Существо же, как будто позируя Дмитрию, развернулось боком, неловко потопталось на месте и, нелепо вскидывая зад, заковыляло за кусты. Минут через десять его силуэт уже маячил на старой дороге. Создание скрылось в глубине Зоны.
Дима приглушенно выматерился и сплюнул. Вот ведь чертовщина… До сих пор сердце, как шальное, заходится и то и дело подкатывает комом к горлу.
— Эй, Рыжий, слышь, там кто голосил-то а? — раздалось вдруг сзади.
Шухов от неожиданности едва не резанул очередью через плечо, но вовремя сдержался. Обернулся назад и показал кулак. Только вот этого дурака здесь еще и не хватало… Сзади раздавалась неловкая возня, громкое сопение и неразборчивая ругань. Рядом с Рыжим тяжело шлепнулся на мокрую траву пришедший человек. Дима брезгливо отодвинулся.
Деда Кривое Очко не любил никто. Даже торговцы, которые, по логике, должны были быть рады всем подряд ходокам, какие только носят им найденное в Зоне добро. Но не Деда. Хотя бы за отвратительный, склочный и скаредный характер. Не говоря уж о том, что от ходока смердело, как от основательно протухшей мусорной кучи. Дед и в самом деле был дедом, возраст его давно перевалил за шестой десяток. Он был из местных, говорят, когда-то сам жил в деревеньке Копачи, которая сейчас была чуть ли не в центре Зоны. Потом, после второго взрыва, Дед снова пришел из Киева в эти места. Притащил с собой ружье, двустволку шестнадцатого калибра и подался на промысел.
Прозвище его обуславливалось вовсе не анатомическими особенностями его ануса, а тем, что Дед носил очки, но из-за старости оправа практически рассыпалась, отчего одно стекло находилось там, где ему и надлежало быть, а второе вечно болталось в районе щеки, что, видимо, Деду особого дискомфорта не доставляло. Дужки очков старик связал веревочкой на затылке, отчего очки были при нем всегда и везде. Просто удивительно, как почти слепой от старости старик еще и в Зону умудряется ходить?
Дед Кривое Очко был невероятно любопытен, но сугубо в корыстных целях, что всегда тихо бесило по-научному любознательного Шухова. Но, в силу воспитания, отправить досужего старика на три русские буквы Дима не мог, и потому просто держался от старика подальше. Однако теперь тот как-то сам наткнулся на парня. Теперь не отвязаться. Может, нагрубить ему, в самом деле, как делали прочие ходоки? Дима еще раз сплюнул на траву. Дед, увидев это, немедленно вспенился:
— Ты чего это расплевался, а? Совсем стыд потерял?
Разило от старика поистине невыносимо — мочой и прелым тряпьем. Шухов отодвинулся еще дальше, отвернул лицо.
— Шли бы вы своей дорогой, — тихо, но твердо сказал Дима. — У меня свои дела, у вас — свои. Идите, идите. Нет у меня времени с вами разговаривать.
— Че-е-е-е-во? — протянул Дед, обдав Шухова ароматом перегара и гнилых зубов из пасти. — Ты с кем это так разговариваешь? Сопляк! Да я тебя…
Дима, увидев, что старик потянул к себе за ремень двустволку, рванул за приклад автомат, перехватил рубчатую рукоять и щелкнул предохранителем. Дед Кривое Очко шарахнулся, подтвердив прочно закрепившуюся за ним репутацию труса.
— Иди ты к черту, недоносок, — пробормотал старик и, встав на четвереньки, пополз в сторону фермы, волоча оружие следом.
Дима грустно наблюдал, как двустволка цеплялась прикладом и дулом за кусты, как грязь и клочья травы забиваются в дула. Как, при таком свинском отношении к оружию, дед умудрялся оставаться в живых? Ходоки, учитывая их род занятий, почти поголовно были людьми мрачными и неуживчивыми, а порой просто фантастически коварными и мстительными. Как же никто из них до сих пор не свел счеты со стариком за очередную обиду?! Наверное, на месте Димы другой ходок и пустил Деду в спину пару горячих приветов калибра «пять-сорок пять», но Шухову было противно даже от мысли, что надо стрелять в человека, пусть и такого, как этот старик.