Сверхдержава
Шрифт:
Шины тихо шуршали по дороге. По показывали передавали концерт какой-то древней русской рок-группы. Седые бородатые старички с гитарами пели про крутой поворот.
Шрайнер думал.
Шрайнер стоял в телефонной будке и набирал телефонный номер. Конечно, можно было воспользоваться фолдером как телефоном, но Шрайнер не доверял ему. Компьютер был русским и наверняка прослушивался. Разговор же предстоял конфиденциальный.
– Здравствуйте, – сказал Шрайнер в трубку, немецкий акцент его усилился от волнения. – Могу я слышать господина
– Это я. Простите, с кем я разговариваю?
– Я не могу сказать. Сейчас не могу. Извините. Я не был в Москве восемь лет. Вадим… Вадим, вы слышите меня? Это разговор не для телефона. Мне нужно поговорить хоть с кем-то из тех, кто знал… Вадим, может быть, вы вспомните меня…
– Подождите… Боже мой… Неужели это вы?
– Да, да. Нам нужно встретиться.
– Подождите… – собеседник явно пришел в замешательство. – Я даже не знаю… Нет, я не могу, извините. Всего хорошего…
– У вас же свобода в России! Вы можете делать все, что хотите! Почему вы боитесь? Где мы встретимся?
– Немедленно положите трубку! – Голос вдруг взвизгнул. – Вы ошиблись номером! И быстро уходите! Вы поняли меня? Уходите! А лучше совсем уезжайте из страны!
Короткие гудки в трубке – как трассирующая очередь, мучительно растянутая во времени.
Шрайнер повесил трубку. Ноги его подкашивались. Ему захотелось сесть на пол, закрыть голову руками и зарыдать.
Некогда было плакать. Шрайнер выскочил из будки, оглянулся по сторонам. Пошел к машине – удивительно быстро для хромого человека. Высокие каблуки его кожаных туфель громко цокали в тишине. Голова Шрайнера втянулась в плечи, волосы едва не стояли дыбом – выглядел он как человек, ожидающий выстрела в спину. Дверца эмобиля бесшумно скользнула вверх при его приближении. Шрайнер плюхнулся на переднее сиденье – почти упал.
– Таня, – сказал он шепотом. – Надо отъехать отсюда. Метров на пятьдесят вперед. И побыстрее, пожалуйста!
Таня молча включила двигатель, мастерски вырулила на дорогу – у эмобилей для удобства парковки все четыре колеса поворачивались вбок почти под прямым углом. Притормозила у ближайшего свободного места в веренице машин на обочине, нажала кнопку автоматической парковки. Машина скользнула к бордюру, выключила фары и затихла.
Они затерялись в шеренге эмобилей – одинаковых, как клонированные близнецы. Шрайнер достал из кармана маленький электронный бинокль, приложил его к глазам, повернулся лицом к телефонной будке, из которой только что так поспешно сбежал.
– Что это значит? – в голосе Тани появилась тревога.
– Пока ничего… Ничего…
Милиционер появился у будки буквально через минуту. Подъехал на электромопеде, остановился, заглянул в будку. Зашел внутрь, подсоединил к телефонному аппарату какой-то прибор с экраном, считал показания. Поднес запястье к губам и говорил что-то около минуты в портативную рацию. Потом кивнул головой, вышел, надел шлем, оседлал свой мопед и поехал по дороге.
Рихард съежился. Ему хотелось немедленно удрать, убежать с этой улицы, из этого города, из этой страны. Но еще больше ему хотелось знать. Он должен был получить
Милиционер медленно ехал вдоль ряда припаркованных машин и всматривался в окна. Обычный человек не увидел бы сквозь тонированное стекло ничего. Но Шрайнер не сомневался, что в очки шлема вмонтирована система инфракрасного видения. Такие системы были в германской полиции – почему бы русским милиционерам не иметь в арсенале чего-то еще более совершенного? Шрайнер нырнул на пол, едва не взвыв от резкой боли в колене. Таня не успела задать вопрос – немец схватил ее за шею и повалил на сиденье, зажал рот рукой.
– Ради Бога, молчи! – прошипел он ей в ухо. – Прошу тебя, молчи!
Татьяна беззвучно брыкала ногами. Шрайнер знал, что она не могла вцепиться зубами в его ладонь или ударить кулаком – просто не могла. Русских бессовестно лишили возможности защищаться. Но могла закричать, позвать на помощь. Более того, Шрайнер не сомневался, что девушка сделает это. Она должна была сделать это по всей открывающейся ему логике.
Мопед тихо прошелестел мимо. Девушка молчала.
Шрайнер отпустил руки. Таня издала непонятный звук – то ли всхлипнула, то ли судорожно вздохнула. Медленно приняла сидячее положение. На сиденье осталась лежать пара клипсов-коммуникаторов, отлепившихся от ее уха.
Шрайнер выползал долго. Непонятно было, как он, с его почти негнущейся ногой, вообще умудрился втиснуться в это узкое пространство. Он цеплялся руками за панель приборов, за ручки, скрипел зубами. И неожиданно увидел перед своим носом узкую ладошку, протянутую Таней. Шрайнер схватил руку девушки, она потянула его с неожиданной силой, выдернула так резко, что он взвыл-таки от боли и приземлился на кресло. Корчился минуту, держась руками за колено, пока не отпустило.
– Поехали, – сказал он. – Отвезите меня в гостиницу. И простите меня, что я… так вас…
Татьяна взялась за руль, вывернула на дорогу резким движением, с ходу влетела в средний ряд, подрезав несколько машин. Ее поведение было откровенно раздраженным.
– Вы совсем больной человек, – громко произнесла Таня. Непонятно, к чему это относилось – к ноге Шрайнера или к его психическому здоровью. Вероятно, и к тому и к другому. – Почему вы не вылечитесь, Рихард? Вы же профессор, состоятельный человек! Вам нужно купить российский медицинский полис, приехать в хорошую российскую клинику и полностью вылечиться. Неужели вам нравится чувствовать себя неполноценным?
– Это вы неполноценные! – огрызнулся Шрайнер. – Вы не способны сопротивляться даже таким инвалидам, как я! Они же сделали вас совершенно беззащитными! Как барашков! Как они сделали вас такими? Как?
– Кто – "они"? О чем вы говорите, Рихард! Вы что, преступник? Почему вы совершаете такие странные поступки? Почему по вашим следам идет милиция?
– Просто я иностранец, – тихо сказал Шрайнер. – Иностранец, черт подери. Я чужой, и мне должно уделяться пристальное внимание. Вот милиция и присматривает за мной. Все иностранцы в вашей стране находятся под надзором. Вы об этом не знаете?