Свет в Коорди
Шрифт:
— Садитесь, — пригласил он, с любопытством оглядывая Пауля. — Моя фамилия Муули — будем знакомы.
Пауль, усевшись, коротко рассказал о себе и о планах поселиться в волости; не без возмущения отозвался о позиции Янсона.
— Так, — сказал Муули, вертя в руке карандаш, и задумался.
За узкой дверью, ведущей в соседнюю комнату, детский голос шепеляво спросил:
— Мама, чего солдат хочет?
— Хочет стать крестьянином, — негромко ответил тонкий женский голос.
«Семья», — подумал Пауль и оглянулся. Многое говорило о том, что парторг здесь, в рабочем кабинете, и живет. В углу — чемодан, перетянутый
— Так что же, вы хотите хутор Курвеста? — вдруг не без хитринки улыбнулся Муули, продолжая смотреть на Пауля с откровенным любопытством, и глубокие морщинки весело залучились вокруг его глаз. — Видел хутор… Хорош пирог…
— Я пока о хлебе черном думаю, — с достоинством сказал Пауль Рунге.
— Ну, не сердись, — переходя «на ты», сказал Муули и стал серьезен. — Я подразнил… Но почему именно — землю Курвеста?
— Потому что я там два года батраком работал… Земля хорошая на хуторе; легче мне подняться…
— Это важно, конечно, — согласился Муули. — Хотя, согласись, и Янсон прав, — нам машинное товарищество нужно: оно для всех важно… Но ты будь спокоен, — земля будет, и притом не самая плохая.
Пауль, повеселев, взял предложенную папиросу. Муули заговорил о службе в армии. Так он, Рунге, из пехоты, даже разведчик? Почетная служба. Он, Муули, служил тоже в Эстонском корпусе Красной Армии, но в артиллерии. А тут им придется крепко поработать…
Помолчав, он побарабанил пальцами по столу и задумчиво сказал:
— Там, в Коорди, активных людей маловато… Да и те вроде Татрика да Вао, а настоящих нет… Ну, хорошо, устраивайся пока… Скоро увидимся.
Он встал и протянул Паулю руку.
— Я не люблю часто беспокоить людей, — усмехнулся Пауль.
— Ничего, придешь… — удивительно весело засмеялся Муули, и снова глубокие морщинки побежали от его глаз. — Ты без меня никак не обойдешься.
Выйдя от парторга, Пауль подумал и повернул к хутору Курвеста. Шел и насвистывал; настроение у него было великолепное. Муули ему определенно понравился.
«Нет, но какой острый человек… — думал Пауль. — У этого человека есть хватка, — знает чего хочет. Определенно был парторгом в полку».
Как бы то ни было, а успехами первого дня он мог быть доволен. Что значит кислая мина и видимое нерасположение Янсона, если можно рассчитывать на Муули и опереться на дружбу с Маасалу и Тааксалу. Наконец, что же еще? Ах да, дочь Йоханнеса Вао — Айно… Она быстро шла по двору хутора, упрямо и высоко неся голову; зеленое платье под зимним ветром билось вокруг ее крепких ног. С такой не будешь у пустого корыта сидеть.
Он все ускорял шаг, подходя к хутору.
Айно снова оказалась в гостях у Сааму, и Пауль почти не удивился этому, словно так было сговорено.
— У тебя такое лицо, будто ты подкову счастья нашел, — сказала она.
— Почем знать, может и нашел, — загадочно ответил он.
— Как дела? — поинтересовался Сааму.
— Пока неясны, — лаконично ответил Пауль. Он не любил говорить о половинчатых достижениях.
Здесь он пообедал. Стал разговорчив. Даже рассказал несколько анекдотов из армейской
И снова в хлопотах мелькали голые локти Айно, и, опустив глаза, она задумчиво пела:
Долго я свидеться с милой не мог, Путь к ней тяжел, и далек, и глубок. Озеро нас разделяет давно, Путь преграждает к любимой оно. Были бы доски, была бы пила — Лодка давно бы готова была. Но, чтоб увидеться с милой своей, Все-таки лодку построить сумей!— Я завтра уезжаю, проводить придешь? — спросила Айно, прервав песню, которая ему так нравилась.
— Завтра, — потемнел он лицом. — Что так быстро?
— Так… дома не нравится. Со старым Вао все не можем ужиться, — пожаловалась она.
— Ну, а если через два дня?
— Зачем? — наивно спросила она, в упор взглянув на него. — Что же изменится?
— Не знаю. Может быть и изменится. Сейчас мороз, а утром, глядишь, — оттепель, — уклончиво ответил он.
Пауля не так легко было заставить раскрыться.
Ночевать он отправился к Маасалу.
Мужчины собрались в комнате у Маасалу. Хозяин, сняв сапоги, сидел, протянув под стол ноги в толстых шерстяных носках, и курил трубку. Тааксалу самодельной машинкой резал табак. И Семидор был здесь; присев поближе к теплой печке, он почесывал худую черную кошку за ухом.
Пауль вкратце рассказал о встрече с Янсоном и Муули.
— Янсон хочет реку перейти и штаны не замочить, — с презрением сказал Маасалу. — Ему только чтоб план его выполнялся. Что ему до того, что ты бедняк и новоземелец? Он, видишь ли, за Коора держится. Ему Коор поставки будет выполнять… Вот товарищество надо открыть — Кянда откуда-то выкопал. Я еще хочу посмотреть, что это за Кянд [4] такой и куда его корешки тянутся…
— Янсон — дермо, — вмешался в разговор Семидор. — Но я его осадил… Супер у нас теперь в сарае.
4
K"and — пень.
Маасалу уничтожающе глянул на Семидора, Тааксалу откровенно осклабился.
— Держись зубами за землю Курвеста, — сказал Маасалу Паулю, — дом выстроишь, а пока в баньке поселишься. Жил же в ней попс Кург. Как усадьбу ни дели, а пять-шесть гектаров пахотной земли тебе достанется. Земля — что свежий хлеб! Тебе один хороший урожай новый дом поставит.
— Я в колодце воду открою, — он высох, я знаю тот колодец, — пробормотал Семидор.
На том и порешили.
Пауль Рунге долго не мог уснуть. Прислушивался к похрапыванию Каарела, спавшего крепким сном здорового, наработавшегося за день человека. Что-то порой потрескивало в стенах старого дома, словно старик с кряхтеньем распрямлял кости. Кошачьи глаза, зеленые и яркие, как зимние звезды, зажглись в темноте и проплыли мимо него.