Свежий ветер

LockNRoll

Откинув волосы назад, я выключила воду и, приоткрыв дверцу, нащупала на стене полотенце.

Да, я любила работать в одиночку, но это не означало, что мне нравилось все время проводить одной. Аленко умудрялся ненавязчиво находиться рядом, излучая спокойную уверенность. Тишина никогда не казалась неловкой: он просто поднимал глаза, встречался со мной взглядом, понимающе улыбался и возвращался к своему занятию. Я подходила к своему шкафчику, – капитанская каюта была достаточно просторной для маленького душа, но, очевидно, не для хранения моего обмундирования – говорила что-нибудь, лейтенант выдавал умный ответ, и прежде, чем я замечала, проходило полчаса, а мы оба даже не делали больше вида, что

работаем. Это было… да что там, какой смысл лгать самой себе? Я знала, что не вполне оправдывала свою репутацию жесткого и временами жестокого человека, однако, принимая во внимание звание Спектра, это теперь казалось излишним. Оно являлось воплощением детской фантазии о власти и уважении, тогда как то, что я имела сейчас, было реальным.

Протерев рукой запотевшее зеркало, я с сарказмом подумала о том, что каким-то образом конструкторы умудрились буквально напичкать «Нормандию» всевозможными новейшими технологиями и при этом не установили обогреваемые зеркала, а затем мои мысли вернулись к лейтенанту.

Аленко не задавал дурацких вопросов, на которые мне не хотелось отвечать. Да, его компания мне определенно нравилась – это о многом говорило.

Я провела ладонями по бокам головы, наслаждаясь ощущением влаги на кончиках коротко остриженных волос. Они стали длиннее. Вообще-то я собиралась снова побрить всю голову прежде, чем отправилась на миссию несколько месяцев назад – осветленные пряди около ушей постоянно попадали в визор, который я тогда использовала. Однако что-то заставило меня оставить ирокез, и я до сих пор не жалела об этом решении.

Каждый боец N был уникален, обладая своими сильными и слабыми сторонами, а потому мы являлись своего рода «укомплектованным набором». Если миссия требовала моего присутствия, значит, возникла необходимость сделать что-то, только мне одной по силам. До тех пор, пока я выполняла свою работу, никого не волновали мои татуировки и вызывающая прическа. В конце концов я привыкла к подобному доверию, к отсутствию регламента. Возможно, именно по этой причине мне так нравилась неформальная обстановка, царившая на «Нормандии». Может быть, именно поэтому я уже почти минуту невидящим взглядом смотрела в зеркало, представляя себе лейтенанта на его рабочем месте, и не одергивала себя.

Самооправдание – мощный инструмент. Аленко был симпатичным и умел поддержать разговор – достаточное обоснование. Я взрослый человек, черт побери.

Натянув удобную одежду, я направилась в медотсек, даже не проверив по пути, находился ли лейтенант на своем месте. Я была уверена, что азари, которую мы забрали с Терума, сумеет занять меня имеющейся у нее информацией.

************

Общение с Лиарой оказалось делом, требующим больших психологических затрат. Несмотря на то, что она старалась действовать из лучших побуждений, азари определенно не умела располагать к себе людей. Хотя, может быть, дело во мне – когда ее огромные круглые глаза глядели на меня с неприкрытым любопытством, я чувствовала себя не в своей тарелке.

Все, что Лиара говорила, нервировало меня. Я всегда решала проблемы других людей: вступала в игру, выполняла свою работу и уходила, не заботясь о последствиях, однако и понятия не имела, что делать, если проблема оказывалась моей. Мне даже думать не хотелось о такой возможности. Когда я разговаривала с Аленко в посольствах о том, что мы оказались втянутыми во что-то, чего еще не осознавали до конца, я думала, что просто драматизирую. Однако он объяснил, что если события начнут разворачиваться по наихудшему сценарию, это затронет всех, а не только того, в чьей голове хранилось знание древних, насильно внедренное туда чертовым маяком.

Мне не нравилось находиться в центре событий. Я предпочитала быть тенью в укромном углу,

левой рукой чего-то гораздо большего, чем я, обеспечивать поддержку в происходящем под контролем кого-то другого. На этот раз для достижения цели у меня за спиной стояла команда. Вот почему работа Спектра так подходила мне, в то время как роль сосуда для такой абсурдно важной информации меня совсем не радовала.

На мгновение мне захотелось сбежать, затеряться в темных закоулках корабля. Но это была «Нормандия», а не какой-нибудь крейсер – на ней едва ли имелось несколько квадратных метров свободного пространства, которое не являлось бы чьим-то рабочим местом. Однако я не желала возвращаться в свою каюту – холодную тесную коробку без окон, но с кроватью, на которой мне до сих пор было неуютно спать - вместе со сном приходили сновидения, и в последнее время мне не снилось ничего, кроме кошмаров. Так что я нашла пустой уголок за системой жизнеобеспечения с огромным круглым окном в черноту космоса, разбавляемую невероятно красивыми всполохами, оставляемыми двигателями «Нормандии». Освещение здесь оказалось приглушенным – я едва видела свое собственное отражение в стекле, за которым сияли миллиарды и миллиарды звезд, равнодушных к тому, что происходило на этом корабле, и к тому, какое значение это имело для остальной галактики.

Мне всегда нравились такие места. Вдалеке от других так просто было забыть, где ты находишься и почему ты здесь. После того, как доктор Т’Сони всего через несколько часов, проведенных на борту, успела проинформировать меня о том, что теперь мне необходимо оставаться в живых не только ради самой себя, но еще и потому что моя голова оказалась вместилищем древнего знания мертвой цивилизации, я отчаянно нуждалась в уединении. Она сказала, то, что я выжила, делало меня уникальной, но я и без нее это знала. Я всегда отличалась от других - я была рождена, чтобы выживать.

Мне хотелось закурить или хотя бы выпить, но за неимением и того, и другого пришлось искать душевного равновесия в пустоте космоса, прижавшись щекой к холодному твердому стеклу. Я знала, что, строго говоря, это окно не являлось стеклом, но окна в доме, где я жила в детстве, определенно были стеклянными - старыми, грязными и потрескавшимися, но я часто прижимала к ним ладони и ощущала сердцебиение города, пронзающее ночь - никогда не замедляющееся и не тревожащееся о царящем вокруг хаосе.

Я не скучала по тому дому, только по окнам.

Не знаю, сколько я просидела здесь - в моем собственном маленьком мирке, но он все равно нашел меня. Он не искал, однако каким-то образом его путь по «Нормандии» привел его сюда, ко мне.

Мне бы стоило знать, что Аленко не из пугливых – то, как он смотрел на меня, должно было лучше любых слов поведать об этом, но я так привыкла к благоговению и неприкрытому страху на лицах окружающих. Стоило лишь людям увидеть меня в деле, рассмотреть шрамы на моем лице и татуировки на теле, как они уже никогда не могли смотреть на меня, как на другого человека, как на одного из них. Они считали меня аномалией, что, как я полагала, являлось истиной – я всегда отличалась, всегда превосходила остальных. По крайней мере, так мне говорили.

Аленко… он тоже выделялся. Возможно, он и опасался меня поначалу, но когда я открыла глаза после Иден Прайма и поймала на себе его полный тревоги взгляд, увидела облегчение на его лице, я поняла, что он находился там не потому, что боялся меня. Лейтенант разговаривал со мной так, словно предполагал, что в ответ я буду такой же дружелюбной и теплой, как и он. Подобное отношение удивило меня, но еще поразительнее оказался тот факт, что я и в самом деле стала вести себя так, как он того ожидал. Мне нравилось, что во время наших бесед ни мне, ни ему не приходилось читать между строк.