Свободное падение
Шрифт:
– И что же ты будешь петь? Меццо? Нет, не контральто, однозначно. Но меццо – стоит ли оно того?.. А тебе ведь, конечно, подавай драм-сопрано? 15
Анна действительно рассчитывала только на сопрано, хотя никто и никогда не давал ей петь «первым сопрано» – только «вторым». Дома она легко брала высокие ноты, а с Наталией Сергеевной свободно распевалась до «си» второй октавы.
– А хор? Наталия Сергеевна, я больше не могу… Это одна сплошная пытка. Меня совершенно замучил Валентин Богданович, наш педагог: ему не нравится, что я
15
Драматическое сопрано.
И действительно, она уже живо прочувствовала разницу между хоровой и оперной техникой и теперь всячески избегала изнурительного хорового пения.
Наконец тягостный разговор завершился, и Наталия Сергеевна, ворча что-то себе под нос, отправилась заваривать чай: после урока они обычно устраивали «сладкий стол». Однако в этот раз перед девушкой оказались только дежурные сине-белые чашки с тонюсенькими серебряными ложечками: другие хозяйка дома не признавала. Налив Анне заварки и кипятка, строгая наставница решительно заявила:
– Раз собираешься в певицы – никаких булок и конфет, голубка моя! Знаешь, как говаривала Плисецкая?
– Но она же…
– Да, балерина. Но говорила совершенно верно. Её спрашивали, в чём секрет её стройности, а она отвечала: «Сижу не жрамши». Неужели ты хочешь быть как Монсеррат Кабалье? При всём уважении к её голосу…
Ещё одно больное место! Анна пунцово покраснела, так как её фигура была ещё одной причиной для сомнений. Не самый высокий рост, полноватые ноги и, в довершение всего, непропорционально большой бюст… А лицо, с этим большим носом, стоившим ей стольких обзывалок сверстников? Стоило ли даже думать о сцене с такими данными? Конечно, она поправилась лишь в последние пару лет, а подростком отличалась стройностью, но как только начала расти эта проклятая грудь – нос, как будто нарочно, прямо-таки потянулся за ней! Хорошо, хоть талия ещё как-то сохранилась.
– Ну, ну, – заметив её смущение, смягчилась Наталия Сергеевна. – Я же пошутила. Сладкое теперь нельзя мне. Я говорила, что мне поставили диабет? Вот так-то, дорогая моя. Так что теперь придётся самой бегать по поликлиникам… И кто будет заниматься этими несчастными животными? Ума не приложу… У Геллы опять нет аппетита, уже три дня ничего не ест… Нужно везти к ветеринару, делать анализы…
Тема кошек всплывала в разговоре довольно редко, но, стоило ей начаться, остановить Наталию Сергеевну было невозможно.
Однако на этот раз продолжения не последовало. С явным раздражением поглощая ничем не подслащённый чай, педагог посмотрела на свою ученицу с укоризной и подлила ей ещё кипятка, хотя её не просили об этом. За столом прочно воцарилась тишина. Слава богу…
Порой Анне казалось, что именно в такие молчаливые, суровые моменты она чувствовала себя дома – здесь, в этой насквозь пропитанной музыкой квартире, где жила очень умная, талантливая и бесконечно одинокая женщина.
***
Она ждала этого момента целую неделю. Какое счастье, что родители отбыли на дачу! Анна терпеть не могла эти «выезды
Но в этот вечер она не собиралась делать ничего подобного. Двадцать два тридцать, «Первый канал». Нужно успеть помыть голову, поужинать и заварить кофе: если захочет, она не будет спать всю ночь. А почему бы нет?
Укладка волос в этот вечер определённо удалась. Несмотря на глубокое недовольство своей внешностью, стоившей ей немало горьких слёз, Анна знала, что уж чем-чем, а волосами природа её не обделила: густые и гладкие, они блестящими прядями струились по плечам и спине, а насыщенный тёмный цвет, словно чернозём родной для их семьи Малороссии, оттенял её необычные глаза, казавшиеся светло-карими вечером и сине-зелёными днём. Смотря на себя в старенькое поблёкшее зеркало прихожей – другого дома не было, – Анна мысленно напевала «Хабанеру» Кармен. Нет, она не хочет быть меццо – только сопрано, – но эта ария ей определённо по душе! Когда-нибудь и он, как Дон Хосе, будет у её ног, пусть пока судьба даже не удосужилась их познакомить.
Однако несмотря на все усилия и приготовления, время тянулось слишком долго, а «Новости» казались безумно скучными, но Анна ни в коем случае не хотела переключать канал: пропустить начало нельзя, ведь сегодня… Сегодня точно, совершенно точно играет его команда!
И вот наконец её любимый торжественный позывной.
«Что наша жизнь? Игра!» – пропел невидимый Германн. На экране немедленно появились одетые во всё чёрное игроки, сидящие вокруг круглого стола, оформленного в стиле казино. Посреди был установлен смешной детский волчок с наездником: его крутили, чтобы выбрать вопрос телезрителя, на который отвечали участники игры. Шесть раундов, и в каждом побеждали либо облачённые во фраки интеллектуалы, либо счастливчик, приславший вопрос: в случае выигрыша он получал кругленькую сумму, обозначенную на конверте с письмом.
Родители рассказывали, что когда-то, в советское время, эта игра называлась по-другому – кажется, «Клуб любознательных», – а в качестве призов выступали не деньги, а многотомные энциклопедии. Этого Анна, родившаяся в восемьдесят пятом, конечно же, не могла помнить.
– Дамы и господа, приветствую вас в нашем Клубе интеллектуальных игр! – бодро, с лёгкой хрипотцой начал невидимый ведущий, почти всегда остававшийся за кадром. – Начинаем летний сезон игр «Кто? Где? Когда?»! Команда телезрителей против команды эрудитов. Сегодня играют: Сергей Зверев (Кандалакша), Ирина и Михаил Сутейко (Краснодар), Оксана Рабинович (Калуга)…
Анне никогда не приходило в голову отправить письмо с вопросом. Может быть, спросить что-то о музыке, но вот что? Да и зачем? Гораздо интереснее просто смотреть.
– Представляю наших эрудитов, – продолжал ведущий. – Сергей Кисин (Москва), Вениамин Сутьян-Мареев (Новосибирск), Аркадий Самранский (Смоленск), Георгий Желябов (Москва). И капитан команды Александр Трузьдев (Московская область, Дубна). Итак…
«Как? Он же его забыл! Почему он его не представляет?» – с возмущением подумала Анна.