Свое время
Шрифт:
– И, наконец, последнее.
Королев откинулся в кресле, расслабился.
– Вижу, Валерий, правильно ты все понимаешь. Принципиально. Но совет один хочу тебе все-таки дать. Послушай опытного человека, не верь ты всем этим Фурманам, Горским, Синецким, вон сколько их у нас развелось, дружка за дружку цепляются. Мне в Госкомиздате и то говорят, куда ты смотришь, почему своих не двигаешь? Ты не смотри, что они иногда между собой собачатся, как до дела дойдет, подведут они тебя. И Поляков, главный наш, по матери тоже французской национальности оказывается. Жидавр. Спасибо, кадровик
Беспокоиться было о чем - я же обещал быть принципиальным и Фурману, и Королеву. Чью сторону взять?.. Победит Фурман, выгорит малогабаритная двухкомнатная, получу, а там хоть трава не расти... Возьмет верх Королев - пусть будет однокомнатная, но зато стану завредакцией, вступлю в партию и уж тогда смогу употребить власть свою на благо... Доживем до завтра, до собрания, главное, чтобы у Наташи...чтобы у нее... чтобы ей...
Глава сороковая
– -===Свое время===-
Глава сороковая
На собрание пришли даже те, кто никогда не ходил на собрания. Ритуал регламента выполнялся строго в соответствии с заведенными, отработанными сотнями тысяч таких мероприятий нормами. Для начала лес рук единогласно избрал президиум во главе с Горобцом и утвердил повестку дня: первое - о снижении авторской правки, второе - утверждение протокола месткома о распределении жилплощади сотрудникам издательства.
По первому вопросу выступил Королев. Слушали его невнимательно, так как знали, что на стадии гранок и верстки неизбежно всплывают огрехи и автора, и редактора, которые исправлять все равно надо, несмотря на то, что это влетит издательству в копеечку.
Единогласно же избрали редакционную комиссию по выработке решения собрания.
В еще двух выступлениях не прозвучало ничего нового. Горобец предложил закончить прения по первому вопросу.
Опять все лениво подняли руки вверх в знак согласия.
– Значит, пусть пока редакционная комиссия подрабатывает проект решения, - поднялся со своего места в президиуме Горобец.
– Товарищи! Поступила записка от товарища Полякова. Просит отпустить с собрания, он записан к врачу. Я думаю, уважим его?
Зал выжидающе молчал. Народ безмолвствует, мелькнула ассоциация.
– Так и решим, - разрешающе кивнул Горобец Полякову.
Тот встал, прошел по проходу и скрылся за дверью. Я проводил его глазами и увидел сидевшего неподалеку Фурмана. Побледнев, он тоже смотрел вслед Полякову.
Поляков вышел не только из зала - он вышел из игры. И Фурман не может уже на него рассчитывать. А ведь Поляков - главный козырь Фурмана. Теперь у Фурмана остались те, кто согласно кивал ему в коридорах, кто возмущался и негодовал вместе с ним, кто обещал ему...
– По второму вопросу слово имеет товарищ Зверева, - буднично объявил Горобец.
Инна вышла на трибуну, зачитала решение месткома о распределении жилплощади среди сотрудников издательства.
– Предлагаю решение утвердить. Кто за?
– первым поднял руку Горобец.
– Минуточку, я прошу слова, - высоко и напряженно прозвучал голос Фурмана.
Ефим
Горобец побагровел, вскочил и некстати радостно заулыбался:
– Что же мы теперь будем делать будем?
– обратился он вроде бы к собранию, а на самом деле впился глазами в директора, сидевшего в первом ряду.
Тот набряк лицом, седые мощные брови совсем скрыли глаза.
Словно спал сидя.
– Ставьте на голосование мое предложение, - оборвал тишину Фурман.
– Разрешите мне?
– вышел к трибуне Гладилин.
– Я не совсем понимаю, что здесь происходит. О каких фактах говорил товарищ Фурман? У вас есть доказательства, Ефим Сергеевич?
– А как же!
– вскочил со своего места Фурман.
– Но тот, кто сообщил мне эти факты, просил не называть своей фамилии.
– Степан Тимофеевич, - обратился Гладилин к Королеву.
– Хоть доля правды в выступлении товарища Фурмана есть?
– Все ложь, - кратко, но очень уверенно бросил директор.
– Вот видите, - развел руками Гладилин.
– Кому прикажете верить? Товарищ Горский, вы что, действительно совершали какие-то незаконные махинации с райисполкомом?
– Упаси бог, - замахал руками Горский.
– Ничего незаконного не было, хотя вы можете мне не поверить, я - лицо заинтересованное, я же тоже получаю квартиру, но все честно, слово коммуниста.
– Кстати, Гладилин выдержал небольшую паузу.
– Товарищ Фурман, вы должны прекрасно отдавать себе отчет, что ваше заявление не оставят без внимания и партийные органы. Если факты не подтвердятся, можно за клевету положить партийный билет на стол. Но это будет ваше личное дело. Вернее, персональное. А вот с точки зрения общественной случится следующее: для проверки фактов создадут комиссию, это потребует времени, а дом готов и райисполком и райком своей властью могут просто передать нашу жилплощадь очередникам, которые живут в гораздо худших условиях, чем сотрудники издательства. И это будет справедливо, Мы там и так в роли просителей, в виде исключения. В результате никому ничего не дадут. Ни Королеву, ни Горскому, ни Истомину, ни Голиковой... Вера Ивановна, сколь лет ты ждала двухкомнатную квартиру как очередник района?
– Да считай всю жизнь. Как дочку на учет поставили.
– А сейчас ты согласна на однокомнатную?
– Конечно, согласная, лишь бы дали, а я уж на кухне как-нибудь, стала креститься Вера Ивановна.
– Остается еще Истомин. Мы понимаем сложность положения, но поскольку его жена еще пробудет в санатории месяца два-три, просим его подождать и твердо обещаем добиться для него отдельной квартиры в ближайшее время. Валерий Сергеевич согласился с нашими доводами. Не так ли?
Никто, кроме Гладилина, не смотрел на меня, но мне казалось, словно я на огромной пустой сцене и все сидящие в этом зале ждут моего ответа...