Сыны Несчастья

Бренон Анн

Летом, на высокогорных перевалах, кто меня арестует? Зимой, между Планезес и Расигуэре, при малейшей опасности, я мог пересечь Агли — и найти себе убежище на землях короля Майорки, а потом уйти в каталонские графства и королевство Арагон. Все, что мне было нужно — это оставаться на дороге Добра.

ГЛАВА 26

1308 ГОД

«Но о том, что дела мира злы, утверждает сам Христос, когда говорит: «Мир Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о том, что дела его злы» (Ио. 7, 7)».

Анонимный трактат катаров, Лангедок, XIII век

Я продолжал поддерживать связи с Добром — и это придавало смысл моей жизни. Я встречал своего брата, Гийома, на высотах Фенуийиде, а иногда потихоньку, по ночам, навещал Монтайю. Бывало также, что между Разес и Сабартес

я сопровождал и прятал добрых людей, которые несли благословение и утешение. Это случалось, когда ситуация не терпела отлагательств, а повсюду царила опасность. Но души должны были получить возможность вырваться в небо. Освободиться. Это больше не было для меня игрой. Я боялся, но был горд тем, что каждый день наново преодолевал свой страх. Верующие Планезес или Расигуэре шептали друг другу новости, долетавшие из Разес или даже еще более отдаленных мест. Из грозного Каркассона. Новости о расставленных ловушках, об оборванных жизнях и надеждах. О душах, которые пали.

Говорили еще, что старая Раймонда, госпожа дома Пейре из Арка, умерла в Муре Каркассона. Моё сердце плакало и сожалело о ней, ибо она всегда была добра ко мне, и я знал, что она никогда не отказывалась от своей веры. А она ведь как будто знала, что не получит хорошего конца.

В отместку, когда я узнал о горестях ее зятя Раймонда Пейре — Сабартес, то не мог удержаться от злорадного смеха. Раймонд Пейре — Сабартес расплатился за свое рвение к прихлебательству и за все свои мерзкие выходки. Слишком озабоченный возможной недостаточностью гарантий, данных ему папским исповедником, он еще и явился к инквизитору, чтобы завершить и дополнить свою исповедь. Но, наоборот столкнулся с тем, что его чрезвычайное усердие показалось подозрительным и вызвало недоверие судьи и следователя — до такой степени, что он тоже оказался узником Мура Каркассона. Всё его имущество было конфисковано, как будто он уже однажды не отказывался от своей чести и не отрекался от своей веры — только для того, чтобы не выпускать его из когтей, это свое имущество! Я смеялся, и меня охватывала злая радость, которую пыталось изгнать мое сердце и смягчить меня, всё твердя, чтобы я хоть немного следовал учению добрых людей о милосердии.

А потом я услышал, как говорили, что в Каркассоне — Боже мой! — Эн Белибаст и его сын Раймонд получили приговор Монсеньора Жоффре д’Абли. Вечное заточение. Они никогда больше не выйдут из застенков Каркассона. Хлеб скорби и вода страданий. Их имущество, конечно же и вне всяких сомнений, было конфисковано. Как теперь жить старой матери? Арнот Белибаст, самый младший из арестованных братьев, вышел с крестами. Крест бесчестья, крест из желтой материи, который нашивался на спину и на грудь, и его надо было носить и на одежде, и на верхней одежде — куртках, камзолах и плащах. Чтобы никто не забывал, что недавно он был запятнан еретической заразой. Само собой, когда я услышал эту новость, то отправился к Белибастам. В Кубьер я шел ночью. При свете луны я пересек долину Фруад, прошел под стенами Сен — Поль и стал карабкаться через острые скалы. Лучше, чем кто–либо другой, я знал, как ходить ночью — и я любил ходить ночью. Я знал, что ночью никто не сможет за мной угнаться: я молодой, сильный и неутомимый, урожденный сын гор, а теперь еще и заправский пастух, да в придачу беглец из–за ереси! Ночью мой шаг становился быстрее, легче, увереннее. Я лучше слышал, да и все мои чувства были обострены. Я слышал каждый шорох, я замечал каждую тень на дороге, я вдыхал все запахи ночной жизни, и я прокладывал себе путь среди камней и звезд.

Я встретил Арнота, съежившегося в их разрушенном борде, его старую мать, его золовку Эстелу и ее детей. Юный Белибаст дрожал от холода и страха, он сжимал кулаки от бессилия, а желтый крест нагонял на него ужас. От него все еще пахло застенками. Я обнял его, я сжал его руки в своих, чтобы успокоить его. Но я не мог найти слов утешения. Потому что здесь не могло быть утешения. Он сказал мне, что ему нужно что–то сделать, чтобы найти работу и кормить семью, которая находится в жестокой нужде. Ему сказали, что после испытательного срока, более или менее длительного, если он покажет себя покорным сыном Церкви, Монсеньор Инквизитор, конечно же, снимет с него это наказание, освободит его от крестов; и возможно даже, кое–что из имущества ему вернут. Но как ему жить сейчас? как наняться на работу с этими крестами бесчестья? Когда Арнот Белибаст говорил мне всё это, его черные глаза пылали огнем. Мне показалось, что я смотрю в глаза его брата Берната. Да, его не просто покорить. Его мать плакала. Я дал ей немного денег, которые я для нее принес. Она сказала мне, что Гайларда, жена ее сына Гийома — которого повсюду разыскивают за убийство из–за ереси — ушла к своему отцу, в Дуильяк, вместе с ребенком.

Всего лишь два или три раза в те времена я мог видеть добрых людей. Я познакомился с молодым Арнотом Марти, ненамного старше меня, которого мой брат Гийом однажды ночью, когда я был на пастбищах,

привел ко мне и попросил, чтобы я провел его через Саулт и Доннезан по направлению к Лиму. Эта экспедиция была долгой и опасной. Нам понадобилось целых два дня. Мы шли ночью, в одном темпе. Добрый человек Арнот был, как и я, молодым и крепким, как и я, привыкший к трудным переходам. Однако, он не был пастухом, раньше он жил в богатом доме в Викдессос: он был старшим сыном главного кузнеца в Жюнак. Но он решил пойти по дорогам добрых пастырей, приходящих ночью. Я видел его решительный подбородок и горящие неукротимым огнем глаза. Он сказал мне, что три года тому назад ему пришлось бежать из дому, чтобы получить просвещение у добрых людей — потому что его отец противодействовал этому всеми силами — а все его братья и сестры были de la еntendensa. Он также сказал мне, что проходил послушничество довольно далеко отсюда, в Лаураге. Что его обучали Мессер Пейре из Акса и добрый человек Пейре Санс, и что он рассчитывает присоединиться к ним, когда он закончит свою миссию в Сабартес. Я спросил его, бывал ли он в Рабастен, но он ответил, что нет.

Я оставил его в хороших руках, в Гиноле, не доходя до Кийана. Я был немного разочарован, что он не проповедовал для меня, а я так нуждался в добром слове. Иногда, в шуме ветра, мне казалось, что я слышу голос доброго человека Жаума из Акса и вижу дождь из ангелов, падающих с неба. И голос Мессера Пейре Отье: «О братья, не удивляйтесь, что мир вас ненавидит. Ибо прежде нас ненавидел он Господа Нашего, Иисуса Христа, и преследовал так же, как и апостолов Его». И я прижался лбом к плечу доброго человека Арнота со всей своей верой, и я трижды поцеловал его в лицо, принимая его благословение и благословение Божье. Сделал ли я еще хоть шаг к Добру?

Есть две Церкви…Одна гонима, но прощает, другая владеет и сдирает шкуру.

В конце зимы, одним февральским вечером, я возвращался в долину Фруад, и остановился передохнуть над деревней Планезес в своем любимом месте; прислонившись к сверкающим скалам, я скользил взглядом по цепляющимся за склоны миндальным деревьям в цвету, ограждающими поля и виноградники. И тогда ко мне подошел человек, спросивший, можно ли в этой деревне попробовать хорошего вина. Смеясь, я хлопнул его по плечу, зная, что после того, как мы обменяемся паролем и отзывом, то заговорим о серьезном и тайном. Оказывается, этой ночью мне нужно было провожать добрых людей — Гийома из Акса и Андрю из Праде, которых он привел из Разес. Они хотели попасть в Монтайю. Я знал, что в Сабартес и земле д’Айю эти добрые люди жили много недель, прячась у очага верующих, на которых можно было положиться — у моих родителей, у Гийома Бенета и других. Но к концу весны, когда мы уже завершили стрижку овец — а это было в последние дни мая 1308 года — стало ясно, что в Сабартес больше небезопасно.

Вот что говорили, и что мой брат Гийом Маури услышал от господина де Ларнат и нотариуса Лордата: граф де Фуа, Монсеньор Гастон, заключил мир с папой. Ему нужно было благословение Святого Престола, чтобы начать борьбу за свои претензии на наследство графов Коммингов: и, скорее всего, он пожертвовал нами, добрыми верующими. И я всё спрашивал себя, как он мог, сын графа Монсеньора Роже Берната, получившего хороший конец из рук доброго христианина Пейре из Акса, как он мог оставить нас на съедение папским инквизиторам? И вот уже Монсеньор Жоффре д’Абли, методически проводя расследования, вызвал свидетельствовать перед своим трибуналом огромное количество верующих из Сабартес, и среди них близких каждого из добрых людей. Братьев и всех родственников добрых людей Отье; всех этих нотариусов из Сабартес и их окружение: Тиссейров из Лордата, де Роде из Тараскона, Изаура из Ларната, братьев и сестер доброго человека Арнота Марти из Жюнак; а в Аксе добрую На Себелию, мать молодого доброго человека Понса Бэйля. И почти сразу же был нанесен следующий удар. Солдаты графа де Фуа — гарнизон под руководством кастеляна из Лордата — обыскали Монтайю. Добрые люди Гийом из Акса и Андрю из Праде, которые прятались в деревне, бежали через урочище Фруад. Скорее всего, это их искали, это на них донесли. У солдат были ордера на арест конкретных людей — Гийома Бенета, шурина доброго человека Гийома, и Берната д’Эн Риба, шурина доброго человека Андрю. Взяли и еще кое–кого из их родственников…

Я был потрясен, сражен, я почти чувствовал собственную вину во всем этом, неопределенную, но тяжкую. Я всё видел перед собой доброе лицо Гийома Бенета. Того самого, который несколько лет назад, положа руку мне на плечо, советовал быть мужественным и отправиться в путь, говорил мне, что никогда не оставит ни меня, ни добрых людей. А теперь Гийом Бенет у инквизитора, а я — я все еще на свободе. Почему? И доколе? Я искал жалкого утешения, говоря себе, что слава Богу, добрые люди в безопасности, а мои родители и братья тоже. Но внезапно меня вновь охватил гнев. Я думал о Несчастье и о Белибастах. Об отце и братьях Берната. Об Изаура из Ларната, а Бенетах из Монтайю, и о даме Себелии Бэйль из Акса.